Надевая свитер, она прижалась к нему сбоку и прошептала на ушко:
– Приходи, как только освободишься. Я тем временем застелю кровать.
В дверь постучали.
– Сюда, сюда, – закричал Тоцци. Он быстро поцеловал Роксану и стал засовывать рубашку в брюки. – Держи нос по ветру, – пробормотал он еле слышно. Она застегнула «молнию» на джинсах. Интересно, все ли она поняла.
Глава 23
Гиббонс расцепил липучки на своем воротничке из поролона и немного ослабил его. Весь день он бродил из угла в угол, но так и не смог успокоиться. Драматическое откровение Тоцци тоже никак не способствовало улучшению его самочувствия. Он снова поправил липучки, но воротник сидел как-то не так. Чертов Тоцци. Не может оставить в покое больного человека.
– Ты что, Тоцци, нарываешься на неприятности? Когда, к чертовой бабушке, ты наконец поумнеешь? Почему ты не доложил Иверсу? – Гиббонс воззрился на Тоцци со своего места, но проклятый воротничок мешал задрать голову. Он поднялся с кресла, чтобы посмотреть напарнику в глаза, но тут Тоцци решил присесть на край кровати. Одна морока с этим парнем.
– Послушай, ты ведь знаешь Иверса. Он всех на ноги поднимет и освободит тех ребят с птицефабрики, только чтобы увидеть свою рожу в шестичасовых новостях. А если это случится, о том, чтобы найти остальных, мы можем забыть. Д'Урсо и его дружки, якудза быстренько перебросят ребят, и они исчезнут с лица земли. Мы их никогда не найдем.
– Я все-таки никак не могу поверить в этих якудза. Очень уж похоже на твои обычные байки. – Гиббонс прислонился к стене. Шея ужасно болела. А этих чертовых болеутоляющих он на дух не переносил. Эта мерзость туманит рассудок.
Тоцци вертел головой, раскачиваясь на постели. Он нервничал. А когда он нервничал, то всегда делал глупости.
– Ты знаешь парня по имени Боб Чен? – спросил он. – Это специальный агент из отдела в Гонолулу.
– Кажется, слышал о нем. – Гиббонс твердо решил, что на этот раз Тоцци не удастся улестить его и подбить на какой-нибудь безумный план. Нет уж, довольно. С сегодняшнего дня он действует только по правилам.
– Я ему сегодня звонил. Он у нас в Бюро неофициальный эксперт по якудза. Он мне сказал, что их полно на Гавайях и в Калифорнии. И есть веские основания предполагать, что они начинают укрепляться на Восточном побережье.
– Здесь сильная конкуренция. Зачем им внедряться на уже насыщенный рынок?
– Зачем, Гиб, все перебираются сюда? Ради денег. Лос-Анджелес, конечно, место богатое, но настоящие деньги делаются в Нью-Йорке.
– Но ведь и Токио город не бедный. – Гиббонс перенес вес тела на другую ногу, но и это не помогало. Словно кто-то вонзал ему в шею и плечи, двухдюймовые острые когти...
– В Японии конкуренция слишком сильная. Если говорить о живой силе, то мафия – просто клуб Микки Мауса по сравнению с якудза. У них больше десятка крупных семейств. Шестьдесят тысяч полноправных членов, сорок с чем-то тысяч сочувствующих. Самое большое семейство – больше, чем вся американская мафия, вместе взятая. А в Японии населения вполовину меньше, чем у нас. Чтобы выжить, эти ребята должны захватывать новые территории.
Тоцци умел приплести факты и цифры, когда хотел чего-нибудь добиться. Но на этот раз прием не сработал.
– Иверс на это не купится. Он скажет, что птицефабрика – частный случай. Якудза, рабство – это для него слишком отвлеченные понятия. – Гиббонс попытался немного задрать голову, чтобы облегчить боль. Кажется, это помогало.
– Да, Гиб, но если хорошенько подумать, то рабство для этого региона естественно. Якудза долгое время занимались работорговлей. На Востоке это дело обычное. Но Америка для такого товара совершенно девственный рынок. Логично, что они решили начать сбывать его здесь. Даже Иверс это сможет понять.
– Не надейся. Даже если бы и я считал, что эту операцию проворачивают якудза совместно с мафией, то все равно не смог бы его убедить. – Он скосил глаза на напарника. – А тебя он и слушать не пожелает. Просто пойди подай рапорт, и пусть он устроит рейд на птицефабрику. Может, кто-нибудь из тех ребят поможет нам найти остальных рабов.
– Да нет, они ничего не знают. – Тоцци явно начинал злиться. – Мы пока не можем рассказать Иверсу.
– А когда сможем? Скажи мне. Когда? – завопил Гиббонс. Черт возьми, как больно. Может, выпить все же полтаблетки?
– Когда узнаем больше о работорговле, вот когда. Каковы ее масштабы, кто такой этот парень Нагаи, кто покупает рабов...
– И как же, к черту, мы станем все это расследовать? Ведь Иверс будет интересоваться, чем, к дьяволу, мы с тобой заняты.
– Я беру на себя всю беготню. А ты будешь держать связь с Иверсом.
Гиббонс заскрипел зубами. Боже Всевышний. Из-за этого Тоцци когти проникают еще глубже. Гиббонс старался не корчиться от боли. Не хотелось, чтобы Тоцци видел, как ему на самом деле больно.
– Ведь и в прошлый раз у тебя были неприятности именно на этой почве, сопляк ты паршивый. Ты решил, что тебе видней, чем всему Бюро, и сделался перебежчиком. И так же точно ты уговаривал меня помочь тебе в прошлый раз. Помнишь?
Тоцци поднял на Гиббонса гордый взгляд.
– В уроках истории. Гиб, я не нуждаюсь. Все, о чем я прошу, это придержать информацию на короткое время, пока мы не найдем конкретных улик, от которых Иверс отмахнуться не сможет. Чтобы он понял: это действительно большая операция и ее нельзя прикрывать одним-единственным рейдом.
Гиббонс закрыл глаза и немного повернул голову. Болело чертовски.
– Ну ладно, ладно. Мы ее немного придержим, но, если ты ничего не найдешь к середине недели, пойдем к Иверсу. Договорились? – Кажется, он опять совершает ошибку.
– С тобой все нормально? Ты неважно выглядишь.
Чтоб ты сдох.
– Со мной все прекрасно. Все в норме. – Он вновь опустился в кресло, стоявшее у постели, и оперся головой о высокую спинку. Боль от этого утихла, перешла в тупую ломоту. Глаза у Тоцци повлажнели, лицо вытянулось, во взгляде забота – вот так же выглядит и Лоррейн последнее время. Почему, черт бы их побрал, они не могут взять себя в руки? Не калека, же он, прости Господи.
– Я говорил тебе про письмо? – спросил Тоцци.
– Какое письмо?
– Какой-то стукач послал письмо в оперативный отдел, анонимное, разумеется. Он вроде все знает о тех двух ребятах в «фольксвагене». По письму выходит, что сделал это японец по имени Годзо Масиро. Там приводится и полное его описание, и на какой машине он ездит, и в каких бывает местах. Иверс отрядил Макфеддёна и Бреннера на его поиски. Этот Масиро – тот самый тип, о котором мне рассказывал ночью раб на птицефабрике, тот самый, которого они все так боятся. Раб еще сказал, что это тот самый тип, который избил тебя.
Годзо Масиро. Имечко заправского костолома. Проклятый сукин сын.
– По картотеке проверяли?
– Да. У нас на него ничего нет, так Иверс послал запрос в Японское национальное полицейское управление. И сразу сказал, чтобы я на многое не рассчитывал – японцы не слишком-то щедро делятся информацией, – но на этот раз телекс попал в десятку. Оказалось, что Масиро у них в самом черном списке вот уже восемь лет.
– Да ну? А что за ним? – Гиббонс начинал ощущать сладость мести. Никто еще не задавал ему такую взбучку.
– В рапорте говорилось, что Масиро был служащим среднего управленческого звена в «Тойоте», холост, хороший работник, но звезд с неба не хватал. В октябре восемьдесят первого его обошли по службе. На другой день он заявился на работу с самурайским мечом и впал в раж. Убил босса и начальника отдела кадров, ранил еще восьмерых. Одной даме отхватил руку выше локтя. Последний раз его видели, когда он убегал в леса, которые тянутся за офисами «Тойоты» в Нагое. Когда полиция начала расследование, обнаружилось, что он провел несколько лет в... – Тоцци полез в карман пиджака и вытащил оттуда маленький зеленый блокнотик, – Тэнсин Сёдэн Катори Синто Рю. Тебе ясно?
Гиббонс пожал плечами и тут же пожалел об этом. Чертовы когти вонзились опять. Японский ублюдок.