Я смеюсь, пьяная, кокетливая. Вместе с Олегом изображаю танец Джона Траволты и Умы Турман из «Криминального чтива». Со стороны это, наверное, выглядит нелепо, но бутылка виски — отличное средство от комплексов.
Рядом Даша под музыку вяло переставляет ноги. На лице — явная обида: Дима за столиком переписывается по телефону. Саша у барной стойки клеит сразу двух незнакомок. Я смотрю на его розовую лысину в обрамлении редких волос, вспоминаю оставшуюся дома с детьми Марину, и меня наполняет чувство превосходства: мой муж лучше. Этим вечером и Даша, и Марина могут мне завидовать. Вишневский не пригласил жену ни на один медленный танец, а Саша…
Боже упаси, связать жизнь с таким человеком.
Я счастлива.
Олег наклоняется и затягивает меня в поцелуй.
лава 9
Весь день я чувствую, как растёт напряжение. Олег ходит угрюмый, не отвечает на вопросы, не смотрит в мою сторону. Движения подчёркнуто резкие: вовремя не уйдёшь с дороги — заденет плечом. Не больно и словно ненарочно. Подумаешь! Спешит человек досмотреть сериал.
— Можно с тобой?
— Иди сиди в своих рассказиках.
Нервы на пределе. Над головой сгущаются тучи, и в горле скребёт нарастающее волнение.
Я знаю, в чём моя сегодняшняя ошибка: проснулась на час позже мужа, потом сорок минут пряталась с телефоном по углам. Меня настигло то самое упоительное состояние, знакомое всякому автору, — состояние, когда пальцы, набирающие текст на виртуальной клавиатуре, не успевают за скоростью мыслей и фразы рождаются в голове легко, без малейшего усилия.
Гасить вдохновение мучительно, но я это делаю и, виноватая, выхожу к завтраку. Поздно. Олег с раздражением на лице складывает тарелки в посудомоечную машину, а Ваня доедает последний кусок омлета. В воздухе витает ощущение надвигающегося скандала.
Любым способом я пытаюсь разрядить обстановку, избежать катастрофы. В гостиной пристраиваюсь на диване рядом с Олегом и обнимаю за окаменевшие плечи, прошу прощения сама не знаю, за что. Телефон на тумбочке. Смотри: я его не трогаю, мои время и внимание в твоём распоряжении.
Пожалуйста, хватит дуться! Невыносимо жить с ощущением, будто ходишь по краю вулкана, собирающегося рвануть.
Час за часом я жду, когда грянет взрыв. Чувствую себя на проклятой пороховой бочке. Олег по-прежнему либо рявкает, либо невнятно бурчит себе под нос. Но, вернувшись из магазина, разражается недовольной тирадой.
— Эта колбаса для всех. Слышишь? Для всех, а не только для тебя.
Сервелат он заворачивает в пергаментную бумагу с видом, будто отвоевал его у дракона, а не купил в мясной лавке за углом. Я наблюдаю за его действиями, пытаясь понять, в чём опять провинилась?
— Знаю я тебя, — продолжает Олег. — Всё сожрёшь, другим не оставишь.
От обиды и возмущения у меня заканчиваются слова. Он считает, будто я способна прикончить 300 граммов колбасы в одиночку?
— Хочешь сказать, что я вас с Ваней объедаю?
— Да. Именно так.
— Объедаю?
Качаю головой — не могу поверить, что он это сказал. Какого чёрта? Какого чёрта? Я заработала себе на еду! Или у нас в стране дефицит и в магазинах пустые полки?
Спорить бессмысленно. Внутри грызёт пустота. К его долбанной колбасе я даже не притронусь, пусть подавится. Следую маминому совету — стараюсь не обращать внимания. Разворачиваюсь и иду в детскую — делать с Ваней упражнения к школе.
Полчаса я терпеливо сижу рядом с сыном на табуретке и наблюдаю за неловкими попытками обводить пунктирные буквы. Стоит отвлечься, и Ваня начинает психовать. Его слова в точности повторяют отцовские.
— Мама не смотрит! — визжит сын, швыряя на стол карандаш. — Опять сидит в своём телефоне! Всё расскажу папе!
В свои неполные семь паршивец уже имеет надо мной власть. Испуганная, я обещаю ему деньги, сладости, подарки, лишь бы тот не ябедничал отцу. Плюшевый медведь на кровати и тот пользуется большим авторитетом.
Я боюсь прикрикнуть на сына чуть громче, наказать чуть строже, ибо в конечном счёте сама окажусь виноватой — придёт «добрый полицейский» и в который раз подтвердит: маму можно ни во что не ставить.
Ваня забирает обещанный рубль и возвращается к ненавистным прописям, следя краем глаза, чтобы я не отвлекалась. Ещё один тюремщик растёт. Если сын не уважает меня сейчас, то что будет дальше? Скоро придётся прятаться по углам не только от мужа, но и от собственного ребёнка.
— Смотри, надо писать ровнее. Не выходя за линию. Вот так.