Голова болит. По кабинету плывёт химический аромат малины. Надкусанный прямоугольник печенья лежит на клавиатуре в ворохе крошек.
На носу отчёт, сроки поджимают, а я не могу работать, не могу сосредоточиться на цифрах: снова и снова нажимаю на кнопку вызова, отправляю сообщения — в Viber, ВКонтакте, в Instagram. Олег в сети. Смс отмечаются как прочитанные, но ответа нет. По телефону — короткие гудки.
И тут меня прошибает холодный пот. Я вспоминаю недавнюю встречу возле подъезда, мужчину, похожего на Билла Пуллмана, лёгкий флирт, взаимные улыбки. Кто-то видел? Донёс? Но ведь наше недолгое общение не назовёшь предосудительным.
Время ползёт со скоростью машины в час пик. Контуженная улитка двигается быстрее! Я бросаю звонить Олегу — это бесполезно — и теперь занимаюсь тем, что неотрывно слежу за часовой стрелкой. Когда рабочий день подходит к концу, нервы напоминают оголённые провода под напряжением.
Скорее домой! Скорее!
В смятении я вызываю такси — трястись в битком набитом автобусе, простаивая на светофорах, сил нет. Уже подъезжая к дому, я вспоминаю, что забыла забрать ребёнка из садика.
___________________________
Глава 12
Олег молчит. Бродит по квартире с мрачным видом и намеренно не обращает на меня внимания. Это невозможно выносить. Невозможно. Потому что срыв — неизбежность, вопрос времени. И хочется ускорить процесс, сорвать лейкопластырь с кровоточащей раны.
В чём моя вина? Разве я изменяла? Шастала по барам с подружками, пьяная вдрызг? Что опять не так? Что?
Ваня рисует за столом, и я предусмотрительно прикрываю дверь в детскую: незачем сыну становиться участником родительских ссор. Мне его жалко, но себя — больше, поэтому я не стараюсь замять конфликт, не могу успокоиться и терпеливо ждать, когда над головой разверзнутся небеса.
Следую за Олегом по пятам: вот он заваривает чай, опускает на поднос кружку и сахарницу, идёт в гостиную, а на лице привычное выражение: «Сейчас я тебе устрою. Сейчас начнётся ад».
— Что это за странная смс-ка? — спрашиваю в который раз.
— Ты мне скажи, — впервые за полчаса муж снисходит до ответа. — Не знал, что ты такая «Ш».
— Что?
Он не произносит оскорбление полностью, но я же не идиотка, тут не надо читать между строк. Прежде Олег не позволял себе такого, и это новый пугающий виток в наших отношениях. Ещё один тревожный рубеж пройден.
От обиды, от несправедливости обвинений, от напряжения последних часов глаза наливаются слезами. Но слёзы эти злые. Я полна боли и ярости, как его грёбаная кружка полна чая.
— Я тебе не изменяла.
На периферии сознания занозой застревает мысль, острая, противная, гложущая: тот мужчина, хозяин джипа… это ведь не измена? Ничего не было. Испытывать чувство вины из-за разговора с незнакомцем ненормально. Какого чёрта Олег считает, будто имеет право называть меня, называть меня...
Олег включает телевизор, убирает звук. Уголки губ дёргаются. За годы брака я прекрасно изучила его мимику, и мне становится холодно, по-настоящему страшно. Колючий мороз пробегает по рукам и спине, отдаётся покалыванием в кончиках пальцев. Внутри, за рёбрами, что-то с хрустом ломается, рушится, падает, как сложившийся от землетрясения небоскрёб.
Никакой соперницы, жаждущей заполучить моего мужа, нет. Как и нет никаких неприятелей, мечтающих устроить ближнему гадость. И это не ошибка. Не недоразумение. Хозяин джипа здесь ни при чём.
— Ты…
Я не верю.
Я верю.
Олег — психопат. Полностью и абсолютно неадекватен. Боже, он просто… просто садист.
— Ты меня… проверял, — качаю головой и пячусь к двери. — Проверял. Хотел взять на понт. Чтобы я… созналась… Назвал меня шлю…
— Я не называл, — Олег отрывает взгляд от телевизора и поворачивает ко мне лицо. На правую половину падает голубоватый свет от экрана.
— Ты сказал…
— «Неужели ты такая "Ш"?» Шалунья?
Да он издевается! Принимает меня за дуру!
В боку колет. Дышать тяжело.
Олег вскидывает руки в примирительном жесте, словно сдаётся.
— Я просто пошутил.
Пошутил?
Пошутил!
И тут я понимаю, что надо бежать. Ведь так поступают люди, когда с гор сходит лавина или с морского горизонта надвигается чудовищная волна. Или когда из-за тёмного поворота выпрыгивает безумец с ножом в руке.
Я трясусь. Так я тряслась во время родов после того, как мне вкололи окситоцин. Выяснять отношения бессмысленно, в нашем случае пытаться что-то наладить словно реанимировать покойника. Хватит. Довольно! Он опасен.
Олег поднимается с дивана, тянется меня обнять. Уворачиваюсь и достаю из шкафа рюкзак: он удобнее и вместительнее сумки, с которой я хожу на работу.