— Замёрзла?
Я киваю. Максим идёт к машине, через минуту возвращается с пледом, кутает меня, как ребёнка, и обнимает со спины.
— Лучше?
Вместо ответа я откидываю голову ему на плечо. Смотрю на синее небо, на снежные шапки сосен. Максим прижимается крепче, наклоняется, осторожно касается губами щеки, продолжает движение — скользит губами по коже, пока не накрывает мой рот своим. И как же восхитительно! Как уютно в кольце его рук!
Поцелуй короткий, почти целомудренный, но я рада, что он не становится глубже. Не хочу торопиться — не знаю, нравится мне Максим в том самом интимном смысле или я просто нуждаюсь в его поддержке. Не впервые меня обжигает неприятная мысль: постель не самая высокая плата за возможность опереться на чужое плечо. Маленькая испуганная девочка внутри готова любой ценой удержать защитника рядом.
Я говорю этой девочке заткнуться. Я говорю, что впредь справляться с трудностями буду сама, даже если вокруг сотни жаждущих помочь «каменных стен».
Денис с Кристиной спускаются к озеру. Бредут по льду с рыболовными снастями. Денис несёт рюкзак, бур и маленький складной стульчик, Кристина тащит внушительный рыболовный ящик. Мне чудится скрип снега под тяжёлыми сапогами. И треск ломающегося при каждом шаге льда.
Хочется крикнуть, попросить вернуться на берег. Смотреть на удаляющуюся процессию нет никаких сил, и я отворачиваюсь, как могу справляюсь с приступом паники. Ужасно. О чём они думают? Рыбачить в марте — безумцы!
— Ты уже разговаривала со Славкой? — спрашивает Максим, и я каменею.
Слава — юрист, телефон которого Максим дал мне полторы недели назад. Адвокат, которому я так и не позвонила, потому что не видела в этом смысла. Мне не нужна ничья консультация. Я не собираюсь бороться за сына и настолько презираю себя за это решение, что готова и остальное отдать бывшему мужу — отдать всё, безропотно: квартиру, машину, технику. Подписать какие угодно бумаги, лишь бы перестать денно и нощно посыпать голову пеплом. Это будет актом искупления. Мне надо наказать себя за то, что я сделала. Я бросила собственного ребёнка! Как после этого можно грызться в суде за фен или телевизор?
— Чего ты ждёшь? — недоумевает Максим. — Скоро слушание, а ты придёшь совершенно не подготовленная.
Я набираю в лёгкие воздух, чтобы сказать правду. Открыть Максиму глаза но то, какая я в действительности ужасная, подлая, порочная женщина. Кукушка.
И не могу выдавить ни слова. Пытаюсь — и не могу. Губы немеют, не двигаются. Я открываю и закрываю рот, но звуки застревают в горле колючим комом, а на глазах выступают слёзы. Хорошо, что никто не видит.
— Ты же не собираешься следовать их примеру? — пытаюсь я сменить тему.
В нескольких метрах от берега Денис берётся за ледобур.
— Нет, конечно, — Максим отстраняется. — Я не рыбак. Скоро поедем домой. Да ну тут мёрзнуть.
Я не знаю, как сказать ему правду. И вдруг понимаю, что не скажу: ни сегодня, ни завтра — никогда. Не вынесу осуждения. Как бы я ни хотела поддержки, стыд сильнее.
Садясь в машину, пристёгивая ремень безопасности, отвечая на лёгкий, почти дружеский поцелуй, я чётко осознаю: это свидание последнее. Других встреч не будет. Дома я заблокирую номер Максима, внесу в чёрный список и больше не отвечу ни на один звонок.
Глава 23
Когда Максим звонит в дверь, я притворяюсь, что меня нет дома, а спустя час отправляю ему смс. Такое же бессвязное, путанное, как мои мысли. Последние слова врезаются в память, вертятся в голове, будто лопасти ветряной мельницы.
«Думаю, нам не стоит видеться».
Не стоит видеться...
Я не влюблена. Не уверена, что нуждаюсь в отношениях. Не проклинаю вечерами холодную, одинокую постель. Но всё равно иду на кухню, открываю бутылку вина и к ночи осушаю её полностью.
Дело не в Максиме. И даже не в том, что я лишилась поддержки, единственного человека, рядом с которым становилась чуточку увереннее. И не в окружающем меня вакууме: теперь, когда я сожгла мосты, внезапно обнаружилось, что поговорить не с кем, поплакаться в жилетку некому. Но это самая незначительная из бед.
Не эта причина того, что в вечерней тишине я осушаю бокал за бокалом, глубже, прочнее увязая в трясине депрессии. Я ушла от Олега, но так и не освободилась. Вот они — оковы, по-прежнему со мной, на моих руках. Я всё ещё маленькая испуганная девочка, переживающая о чужом мнении. Слабая, нерешительная, безумно жаждущая доказать, что она не никчемна.
Всё моё чёртово творчество — попытка это доказать. Смотрите! Смотрите, как я умею! Согласна, я не лучшая жена, мама, и до красавицы мне далеко, зато глядите, что у меня на полке! Да-да, это моя книга. Изданная. Читайте имя на обложке.