Взгляд моей матери подобно перебрасываемому теннисному мячу мечется между нами, в то время как она пытается разобраться в ситуации.
— Как ты мог так легко помыкать чужой жизнью? Ты возомнил себя богом? Ты просто трус, который прячется за положением в обществе и деньгами. И ты совсем не тот человек, которым я тебя всегда считала.
Я наконец-то прорываюсь сквозь его ледяную броню. Он делает глубокий вдох и его ноздри трепещут, когда он подходит ближе, указывая пальцем мне в лицо.
— Я не бог. Но я твой отец. И я буду делать только то, что, по моему мнению, лучше для моих детей, независимо от того, как это отражается на твоих моральных принципах. Он помеха, Брайар. Хищник. И я не собирался ждать, пока ты сама это осознаешь.
— Именно в этом ты и ошибаешься, — произношу я, вытирая злые слезы с щек, как же я устала плакать. — Потому что ты никогда не станешь даже на половину таким человеком, как он. Он добрый и хороший, преданный и любящий. За свой двадцать один год он преодолел больше, чем ты можешь себе представить.
Он усмехается, закатив глаза, и его реакция вынуждает меня забить последний гвоздь в собственный гроб. Как еще он сможет мне навредить? Он уже это сделал.
— Я люблю его.
Лицо моего отца краснеет, и мне кажется, что его зубы могут раскрошиться от того, насколько сильно он стиснул челюсти. Не произнеся ни слова, он поворачивается на каблуках и захлопывает за собой дверь. Удар такой сильный, что наша с Дэшем фотография падает со стены и разбивается о пол. Мама спешит все убрать, собирая осколки в руку.
— Мам. Остановись.
Она все равно продолжает.
— Мама.
Она наклоняется и начинает собирать осколки с ковра.
— Мама! Сейчас меня не волнуют долбаные осколки!
Это, наконец-то, привлекает ее внимание. С широко открытыми глазами она поднимает голову.
— Конечно, не волнуют. Ты никогда не обращала внимания на беспорядки. Кому-то всегда приходилось убирать за тобой!
У меня такое чувство, что она говорит совсем не о моей комнате. Она выглядит так, будто едва сдерживает слезы, и мне интересно, что еще произошло. Ее тон смягчается, когда она видит мое потрясенное выражение лица. Она бросает осколки в мусорное ведро рядом с моим столом и отряхивает руки.
— Прости, — мягко произносит она. — После того, как я получила сообщение, я так о тебе волновалась. Я чувствовала себя худшим родителем на планете. Какая мать даже не знает, что ее ребенок в больнице?
— Все хорошо, — уверяю ее я. — Дэш был рядом.
Но правда заключается в том, что со мной не все в порядке. Не понимаю, почему инстинктивно мне всегда хочется ее успокоить.
— Я завидую тебе, Брайар Виктория. Твой брат тот еще хулиган, но ты… Ты всегда была на своей волне, даже когда это сводило меня с ума. — Она горько усмехается.
Даже пощечина не так шокировала бы меня сейчас, как сказанные ею слова.
— Ты всегда поступаешь правильно, — добавляет мама. — Поэтому я не боялась оставлять тебя одну, когда мы уехали. Осознавать правильность поступков легко. Гораздо сложнее поступать правильно. У тебя никогда не было с этим проблем. Поэтому, если ты считаешь, что Ашер достоин твоего сердца, я приму это. Я как никто другой знаю, что бывает, если не следуешь зову сердца.
Это первый раз в моей жизни, когда мама сказала нечто подобное. Она всегда была такой замкнутой, и хотя я ни разу не усомнилась в ее любви ко мне, я никогда не чувствовала, что она действительно понимает меня. Она чопорная и правильная, и в ее глазах все делится только на черное и белое. Я не идеальна и вижу мир в оттенках серого. Ее уязвимость и искренность задевают меня за живое. Мне кажется, что я впервые вижу Элеонору Вейл как личность, а не как мать.
Сократив расстояние между нами, я крепко обнимаю ее за шею. Она замирает на мгновение, прежде чем так же крепко прижать меня в ответ, и целует в здоровую часть головы.
— Ну что, где он? — спрашивает она, промокнув слезы под идеально накрашенными глазами.
— Ашер? — спрашиваю я.
— Я так понимаю, что это он жил здесь? Это его пикап стоял на подъездной дорожке, не так ли?
Я киваю, и мне впервые становится стыдно из-за того, что я не рассказывала ей.
— И я могу предположить, что именно с ним ты сбежала с благотворительного вечера?
Я прочищаю горло и выпрямляюсь, внезапно смутившись. Такое чувство, что она знает, что произошло тогда на балконе.
— Я многое замечала, — подытоживает мама, вскинув бровь. — Вы всегда были близки. Даже слишком близки. И всегда защищали друг друга.