Было еще не поздно. Пока не поздно.
Алекс мог развернуться, хлопнуть в ладоши и отдать команду. Кристина будет разочарована, Падди — в ярости. А вот Элвин, наверное, вздохнет от облегчения. И Рамджи вся эта ерунда в хрен не уперлась. Ну зачем ему тащить в Индию хвост английских проблем? А хвост ведь наверняка будет. После такой выходки у каждого в личном деле появится очень нехорошая запись. Кроме, пожалуй, самого Алекса. Его генерал Каррингтон размажет лично. Безо всяких, мать его, записей.
— Ребята! — Алекс повернулся к команде. — Ребята, вы точно уверены?
— Ты о чем это? — вскинул светлые брови Элвин.
— Да. Мы же договорились, — нахмурилась Кристина.
— Даже не вздумай спрыгнуть, сахарный мальчик, — Падди вскинулся, словно кто-то взвел в нем курок. — Я этого шанса всю жизнь ждал. Мы обязательно сделаем это!
— Госпожа Деверли! — воззвал Алекс в последней отчаянной попытке сохранить благоразумие. — Ну вы хоть скажите!
— Что именно вы хотите услышать, господин Каррингтон? — вежливо склонила голову набок Деверли. — Всю ночь я учила эту дьявольскую уладскую абракадабру. Поэтому, цитируя господина Маклира — даже не вздумай спрыгнуть, сахарный мальчик.
— Ладно, — кивнул Алекс. — Я понял.
Команда академии Святой Маргариты уже уходила с площади, заворачивая за угол. Грохотал марш, публика рукоплескала…
— Ну… — набрал воздуха в грудь Алекс. — Начали!
Он выпрямился, вытягиваясь струной. Рядом встала Деверли — в парадном егерском кителе, сверкая золотом ажурного аксельбанта. За ними в затылок вытянулись Элвин и Рамджи, Кристина и Сэнди. Падди, достав из-за пазухи простыню, встряхнул ее, разворачивая, и отработанным движением закрепил на выдернутом из штакетника колышке. Вскинув импровизированное знамя к плечу, он обошел Алекса и занял место во главе колонны.
— Команда академии Святого Георга! — радостно проорал в микрофон ни о чем не подозревающий Уайфилд. Мгновенный ужас накрыл Алекса, а потом вдруг схлынул, оставив после себя безумный пьяный азарт. Теперь ему было все равно, что именно скажет генерал — и скажет ли что-нибудь вообще. Вокруг была пустота, он падал, падал, падал… И в этом падении была полная, абсолютная свобода.
— Шагом марш! — скомандовал Алекс. — Раз-два!
Падди шагнул с левой, за ним чеканным шагом двинулась вся крошечная колонна. А над ней, подхваченный весенним ветром, гордо реял флаг: кроваво-красная оскаленная морда дракона с выжженной по центру дырой.
— Споёмте песню, песнь солдат*, — затянул Падди. — Ведь реет наше знамя!
И отряд подхватил, перекрикивая гром оркестра:
— В очах у нас огни горят, костров и звезд над нами!
Мы жаждем наш грядущий бой,
Свет утренний и день иной,
И здесь, с тобой, в тиши ночной,
Мы песнь споем солдат!
Поравнявшись с судейской трибуной, ровно там, где вскидывали руки в егерском приветствии команды, Падди осклабился — и тоже вскинул руку. С поднятым средним пальцем. Отряд, с механической лязгающей синхронностью повернув головы вправо, повторил его жест.
И летело над площадью нежное хрустальное сопрано. Надин, сидя в кресле-коляске, с мечтательным лицом выводила:
— Пусть смерть иль свет войдёт в наш дом! Сквозь залпов вой и рёв пушек споём им песнь солдат!
И отбивала такт тоненькой белой рукой.
Чеканя строевой шаг мимо трибун, Алекс видел, как изумленно вытягиваются лица организаторов — а потом багровеют в бессильном гневе. Завопил, махая руками, Уайфилд, толкнул в спину несчастного тощего человечка. Тот побежал наперерез, ухватил за руку Падди в тщетной попытке вырвать флаг — потому как вырвать его сейчас не смог бы даже дракон. Хизер, не сбиваясь с ритма, чуть сдвинулась вбок, тыкнула человечка под мышку — и шагающий следом Рамджи довесил, отталкивая беднягу в сторону. Все так же, с поднятыми средними пальцами, в грохоте марша и ошеломленном молчании публики, отряд прошел через площадь.
Не обесчестим стяг отцов,
За матерей, сирот и вдов!
Вперёд! сметая наглецов,
Мы песнь поём солдат!
*“Песня солдат” - Amhrán na bhFiann, гимн Ирландии. В контексте романа - Улада.