— Справедливо. А ты в этом точно уверен? Уверен что за тебя опять кто-то рассчитается? — Хряк трансформировался в молодого юношу, сидящего на подоконнике, опустив ноги наружу. — Осилит ли? — И юноша спрыгнул с подоконника в душную ночь.
— Мне твои угрозы до звезды. — Ответил Петро полусонным голосом, не открывая глаз. — Прочь с моей территории, боров подкастрированный.
Едва рассвело Петр вышел во двор по нужде. Посреди двора, слегка размахивая рукавами, красовалось соломенное чучело на длинном шесте в плетенной желто-рыжей шляпе. Петро схватился за шест, выдирая его из земли, и на него сверху посыпались опилки, сухие, колючие.
— Сон в руку, говорите. — Мужчина усмехнулся и отправился в хозяйственный сарай. Там на стене висел кусок металла отполированный до зеркальной поверхности. Мужчина внимательно осмотрел свое отражение. Волоса на голове осталось мало. Ранее обесцвеченный волос слежался или просто выпал, создавая иллюзию непросто выдранного клоками, а уже словно голова облезла. Но оба его глаза были здоровы. А вот брови его оказались выщипанными удивленно изогнутой ниточкой, на зависть местным красавицам. Мужчина плюнул в зеркало. Затем он отправился в огород со здоровым тесаком и паяльной лампой.
На месте огуречной грядки, свиньи устроили себе лежанку. К пролому, возле калитки ведущей в лес, животные не снизошли, и соответственно, следов своих копыт на месте преступления не оставили. Пролом напротив тотема зиял пастью ада со всеми вытекающими последствиями.
— Сами напросились. — Петр злобно усмехнулся. — Долго выпрашивали.
Недовольно хрюкая на появившегося хозяина, хрюши всполошились и разбудили кабана. Тот, ковырнув передним копытом землю, угрожающе опустил морду к земле.
— Ну естественно. — Мужчина побагровел. — Обязательно, все будет именно так, как вы соизволили пожелать. — Он присел на корточки, нагнетая воздух и увеличивая давление в лампе. — Достали уже. Солому им постели, дерьмо вычисти, воды свежей налей, травки накоси, корм свари. Да не простой, а с картошечкой. Достали. — Что Катерина скажет? — Вездесущий сосед из-за забора наблюдал за происходящим. — Хрюшкам твоим скоро срок пороситься. Не слишком ли много ты на себя берешь?
— Слышь, Петро. — Рядом с соседом обнаружилось еще несколько человек-селян, видимо продолживших народное гуляние в более непринужденной обстановке. — Скотину на сносях под нож пустить, ты в своем ли уме?
— Это мое дело, хозяйское… — Отрезал Петр.
Кабан бросился к мужчине и рылом поддал тому под зад. Мужчина кувыркнулся с лампой в руках. И керосин расплескался на него сверху. Кабан сделал разворот и вновь кинулся на мужчину. Петр поднялся на ноги, размахивая тяжелой лампой перед собой. Животное это не остановило. Пробегая мимо в стремительном броске, кабан хватанул мужчину за бедро. Штанина вмиг пропиталась кровью. С яростью Петр схватил тесак и замахнулся им как саблей, но внезапно остановился. Налитые кровью глаза животных, что теперь напоминали стаю с вожаком стояли перед ним, и это не сулило ничего хорошего. Медленно отступая прочь с огорода и почувствовав спиной надежную стену амбара, мужчина бросил взгляд на соседа.
— Ружье не дам. — Сказал дед Андрей и с другими зрителями отошел от забора, остановился и бросил через плечо, не оборачиваясь. — Думай, где напакостил. Домовой просто так воспитывать не будет. Думай, где еще или кому еще нагадил. Может. Может если повинишься и загладишь вину, может быть и обойдется.
Петр уже в доме залил спиртом, скрежеща зубами от боли, и перебинтовал наскоро рану от укуса на бедре. Затем переоделся в спортивный костюм и направился к фельдшеру. Та, без слов и без очереди, обработала рану и без наркоза сделала несколько швов, наложила стерильную повязку и отправила восвояси.
На пороге из медпункта ему встретился Василий, его бывший друган, инвалид Чеченской компании, братец его бывшей любовницы Вероники. Еще пару лет назад, когда Петр заставил свою любовницу избавиться от плода, дружба двух парней дала трещинку. Да так, что Петр начал обходить стороной и дом бывшей возлюбленной и ремонтную мастерскую "от обуви до планшетов", место работы и собственность ее братца.
— Слышь, ты, извращенец. — Инвалид поиграл мускулами. — Еще раз сюда придешь, я тебя как картину у входа и повешу. А будешь ли у нас ты представлять Ню, Примитивизм или просто станешь скульптурной инсталляцией Стрит-арта… — Он бросил взгляд со значением на немногих сельчан, дожидающихся своей очереди на лавочках у избушки медпункта, и вошел внутрь. — Будут решать соотечественники открытым голосованием.