За спиной у полуэльфки раздался задушенный клекот детеныша. Вилка ожил, забил крыльями и начал трепать отвоеванный кусок штанины, словно щенок дворняги — дохлую крысу. Минуту-другую он с упоением боролся с лоскутом, потом выплюнул его, сел сверху и победоносно забурчал, сверкая желтыми глазами. Ааронн закончил ритуал, перевязал руку чистой тряпицей и с тревогой оглянулся на Стива, но тот не шевелился. Правда, действие Слова явно прошло — с лица дварфа исчезла гримаса ненависти, он расслабился и дышал ровно, как спящий.
— Почему он не пришел в себя? — на всякий случай шепотом спросила Иефа. — Что ты ему дал?
— Снотворного, — вздохнул эльф. — Это первое, что пришло мне в голову.
— Я могу уже сложить с себя полномочия няньки? — сварливо поинтересовался Зулин. — Сумасшедший дом какой-то. Вы мне, наконец, объясните, что произошло?
— Мы тебе уже объяснили, — Ааронн сложил травы в мешочек и неодобрительно посмотрел на мага. — Стив кинулся с топором на Иефу. Ее совомедведь попытался ее защитить. Тогда Стив попытался убить совомедведя, но Иефа заморозила их обоих. Правда, под топор все же попала. Что еще тебе не ясно?
— Мне не ясно самое главное: какого демона Иефа постоянно доводит нашего единственного бойца?! — Зулин прокурорским жестом указал на полуэльфку. — Ей что, больше заняться нечем? Меня также интересует, почему Иефа не проявляла свои замечательные магические способности в башнях, когда они были бы так кстати?! Почему, спрашиваю, Иефа считает возможным применять их против своих товарищей и вносить смуту в дела партии? Почему меня честили, как последнего идиота, за то, что я швырнул огневиком в мамашу этого чудовища, зато Иефа у нас — несомненно, героиня и защитница слабых и угнетенных?! Почему мне внушали, что на бестий не действует магия — и тут выясняется, что очень даже действует?! Почему, наконец, только избавившись от одной проблемы, я тут же получаю другую, в виде замороженного дварфа и отсутствия возможности идти дальше?! Сегодня двадцать седьмое — двадцать седьмое! — а мы даже не знаем толком, в каком направлении двигаться!
— Понеслась нелегкая, — вздохнула Иефа. — Ааронн, я прошу тебя, скажи ему ты, ладно? Я не буду с ним разговаривать — он все равно меня не слушает.
— Зулин, Иефа никого не доводила.
— Результат на лицо! — рявкнул маг.
— Это результат чьего-то вмешательства, а не гнусного поведения Иефы, — стиснув зубы, проговорил эльф. — Если бы ты хоть чуть-чуть обращал внимание на то, что происходит вокруг, ты не задавал бы сейчас идиотских вопросов. Стиву было все равно, кого убивать, понимаешь? Просто под руку попалась Иефа — и он бросился на Иефу. Тебя, конечно, это мало успокаивает, но если бы Иефа не проявила свои способности, в нашем лагере стало бы на одного детеныша совомедведя меньше, а может быть, не только на детеныша. Кто знает, может быть, он, в конце концов, добрался бы и до тебя.
— Да, но почему в башнях…
— Я не знаю!!! — взорвалась полуэльфка. — Не знаю!!! Я просто поняла, что сейчас умру — и…
— И заморозила совомедведя, на которого в принципе не действует магия!
— Я никого не морозила! Я ни на кого ничего не направляла! Я просто крикнула Ледяное Слово, потому что…
— Ледяное Слово? — удивился Ааронн.
— Ну… — смутилась Иефа. — Ну, да… Надо же их как-то называть. Ледяное Слово, Болотное Слово, Светлое…
— Интересная терминология, — улыбнулся эльф. — Да у тебя скоро будет своя классификация…
— Она заморозила совомедведя! — настаивал маг. — И я хочу знать, почему ей можно, а мне нельзя!
— О боги, — страдальчески скривился Ааронн. — Ну хочешь, запусти в него огневиком, может, тебе легче станет… Но, умоляю, поверь — твоя магия на бестий не действует…
— Но она…
— Зулин!!!
— Хорошо. — Зулин с решительным видом поднялся на ноги и с ненавистью посмотрел на совомедведя. — Отлично. Вы сами этого хотели.
— Погоди, — заволновалась Иефа. — Погоди, ты же не собираешься…
Зулин не ответил и зашевелил пальцами, формируя огневик.
— Зулин, нет! — полуэльфка бросилась было к Вилке, но эльф ухватил ее поперек туловища и на этот раз держал крепко. — Пусти меня! Пусти! Вилка, беги!
Ааронн повалил брыкающуюся Иефу на траву, громко втолковывая ей, что с детенышем ничего не случится, Вилка недоуменно вытянул шею, заморгал и угрожающе защелкал клювом, крепко вцепившись в отвоеванный кусок штанины. Зулин закончил заклинание и запустил в детеныша огневик. Иефа в ужасе спрятала лицо на груди у эльфа. Огневик пролетел через поляну и врезался в совомедведя. Врезался, лопнул и рассыпался снопом оранжевых искр. Задымился многострадальный плащ, Вилка изумленно моргнул, помотал головой и с яростным клекотом бросился на обидчика.
— С ним все в порядке, — уговаривал Иефу Ааронн, пытаясь перекричать вопли преследуемого маленькой бестией мага. — Ну сама посмотри… О боги, Иефа, да прекрати ты плакать, ты же бард, в конце концов! Где ты еще найдешь такой замечательный сюжет для баллады? Ну, клянусь тебе, с ним все в порядке!
Эльф сел, обхватил Иефу за плечи и заставил повернуться лицом к происходящему. Полуэльфка судорожно всхлипнула и посмотрела. Мимо нее промчался Зулин, выкрикивая какие-то замысловатые ругательства (в его балахоне, где-то в области левой ягодицы, зияла неровная дыра), а за ним, взбрыкивая куцым задом, проскакал разъяренный детеныш, причем в клюве у него болтался симпатичный фиолетовый лоскут, и Вилка явно не собирался останавливаться на достигнутом.
Иефа всхлипнула по инерции, шмыгнула носом, а потом неуверенно улыбнулась. Зулин бежал, высоко поднимая колени, вид у него был одновременно возмущенный, удивленный и обиженный, как у наседки, которая снесла крокодилье яйцо. Вилка задушено клекотал сквозь лоскут, смешно топорщил перья на загривке и мотал головой. Пробегая в очередной раз мимо зареванной хозяйки, он замешкался на секунду, с отвращением плюнул к ногам Иефы свой фиолетовый трофей, встряхнулся и с новыми силами помчался магу наперерез, всем своим видом обещая ему нелегкую и полную страданий жизнь. Иефа не выдержала и захохотала — до слез.
Нужно было, наверное, подняться и угомонить детеныша, избавить планара от страшной участи и навести порядок в лагере, но полуэльфка чувствовала, что смех душит ее и лишает последних сил, и становится неконтролируемым, от него уже болит живот и кружится голова, но остановиться никак не получается, смех сильнее. «У меня истерика, — отстраненно подумала Иефа. — Ничего удивительного…» Она перестала бороться и откинулась назад, изнемогая от хохота. Ааронн подхватил ее, не дав упасть, да так и остался держать…
Стив лежал на боку и с глухой тоской смотрел, как эльф обнимает хохочущую Иефу за плечи. В беготне и суматохе никто не заметил, что он, Стиван Утгарт, очнулся, а он, Стиван Утгарт, в свою очередь прилагал все усилия для того, чтобы его пробуждение обнаружилось как можно позже. В голове у Стива стучали ритуальные барабаны гоблинов — каждый удар сотрясал нутро от макушки до пяток, и хотелось вскочить, расшвырять всех в разные стороны, да так приложить, чтобы пошла кровь из разбитых губ… Кровь!
Стив застонал тихонечко и зажмурился. Очень хотелось забыть побелевшее от страха лицо полуэльфки и ее бешеные, почти прозрачные глаза; очень хотелось забыть, как воздух стал вязким, как жизнь вокруг стала вдруг замедляться, замедляться, замедляться… Очень хотелось забыть, как упрямо опускался топор. Потому что никогда — никогда! — против своих, против нее! Не хотел! Мораддин — свидетель, не хотел!
Или хотел?
Чтобы кровь, чтобы больно, чтобы яростно…
Что теперь? Выгонят из отряда?
Стыдно.
Теперь Зулин скажет — когда перестанет улепетывать от бестии — да, теперь Зулин обязательно произнесет что-нибудь эдакое, очень гневное, очень напыщенное, очень бессмысленное, такое, что сразу захочется отрезать ему язык и смотреть, как он захлебывается прекрасной, яркой, горячей…
Стива стошнило.
Ааронн обернулся на звук и вскочил на ноги.
Вот сейчас… Сейчас…
Стив рыкнул и неимоверным усилием воли задавил в себе желание броситься на эльфа. Сейчас начнут.