— Иефа…
— Ну… — сонно буркнула полуэльфка.
— Послушай, мне нужна твоя помощь… — Ааронн устало вздохнул и потер красные воспаленные глаза. — Проснись, пожалуйста…
— Не думаю, что я успела восстановиться после вчерашнего, — недовольно пробурчала Иефа, но, тем не менее, села, пытаясь привести мысли в порядок. В голове крутились обрывки сна, который почему-то очень не хотелось забывать.
— Тише… Я не об этом, — прошептал эльф и оглянулся на спящего мага. — Послушай, утром Зулин начнет убеждать всех оставить ее здесь… А я не могу ее оставить! Просто не могу! Я эльф, друид, я не в состоянии через это переступить… Да, она смертельно ранена, да, ее нужно долго и тщательно лечить, да, на нее уйдут все мои силы — и то, я не уверен, что справлюсь… Но я не могу ее оставить!
— Хорошо, причем здесь я?
— Ты… Если дойдет до голосования…
— Ааронн, ну, что за глупости? Какое, к черту, голосование? Если ты скажешь, что мы ее не оставим, так мы ее не оставим… Кто с тобой будет спорить?
— Нет, ты пойми… Она чужая, совсем чужая, у Зулина будут веские аргументы против…
— Послушай, — разозлилась Иефа, — ты слегка непоследователен! Сначала ты орешь на меня, как на последнюю шваль, потом будишь на рассвете и просишь помощи! Ааронн, я от тебя устала! Пожалуйста, оставь меня в покое! Если дело дойдет до голосования, я буду принимать решение самостоятельно, не оглядываясь на твои дурацкие просьбы!
— Прости, что побеспокоил, — хрипло сказал Ааронн и отошел.
— Зануда! — буркнула ему вслед полуэльфка и снова улеглась, полная решимости продрыхнуть как можно дольше, но не тут-то было. Сон не просто ушел, он сбежал, унесся, сгинул, будто усталым измочаленным полукровкам спать в четыре часа утра по меньшей мере не свойственно.
Иефа сердито ворочалась, то сбрасывая плащ, то укрываясь им с головой, упрямо жмурила глаза, считала овец, слонов и гоблинов, уговаривала себя поспать хотя бы еще полчаса, но сна не было. Тощая наглая семейка — мама-кошка, папа-кот и пяток облезлых зеленоглазых котят с унылыми мордочками — канючила и скребла, скребла, скребла на душе…
Иефа села, потерла для порядка глаза и огляделась. Зулин похрапывал в обнимку со своим фамильяром, Вилка грел бок Стиву. Полуэльфка посмотрела туда, где всю ночь возился с дриадой Ааронн, и вздохнула. Совесть! Ну, кто придумал совесть?
— Ааронн…
Эльф поднял голову и с неприязнью посмотрел на барда. Иефа неловко потопталась на месте и присела рядом с ним на корточки.
— Послушай, Ааронн… Может, ты поспишь немного? А я посижу с ней. Если вдруг что — разбужу.
— Если тебе не спится, займись чем-нибудь более полезным и увлекательным. Найди ручей и выстирай рубаху, например. А здесь я отлично справлюсь и без тебя.
— Это очень грубо, — задумчиво сказала Иефа. — Очень грубо и на тебя непохоже. Ей совсем плохо?
— Она умирает.
— Но ведь ты остановил кровь… И, честно говоря, смертельных ран я не заметила. Нет, я, конечно, не целитель в полном смысле слова, у меня нет опыта…
— Иефа, если ты пытаешься извиниться, то выбрала очень скучный, а главное, совершенно не действенный способ, — брезгливо поморщился эльф. — И что за дурацкая привычка — навязываться окружающим?
— Ааронн, в конце концов, это глупо! — Иефа усилием воли сдержала желание вскочить на ноги и уйти, куда глаза глядят, и заговорила тише. — Я просто пытаюсь помочь…
— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Нет, нуждаешься! Ты сам об этом сказал четверть часа назад!
— Я уже успел горько пожалеть об этой своей просьбе.
— Прекрати! Я была неправа, но ведь ты сам завертел эту бредовую карусель — кто на кого громче крикнул, кто кого больнее уколол… Так дети обычно говорят: он первый начал! Так вот, я была неправа, и я прошу прощения, но ты первый начал, и я не понимаю, почему! Иногда у меня такое ощущение, что это я где-то в лесной чаще тщательно измордовала случайную дриаду, а потом, цинично хохоча, швырнула через портал к нам в лагерь, причем все это — с целью поиздеваться над тобой!
— Иефа, оставь меня в покое.
— Нет, не оставлю! Я хочу понять, что тебя настолько взбесило, что ты превратился черт знает в какого брюзгу и хама! Если ты разозлился из-за того, что я думала о том рыцаре, то вовсе…
— Что?! — Ааронн неприятно усмехнулся. — Иефа, ты не в ревности ли меня подозреваешь? Ого, барышня, самомнение у вас — не всякому троллю по плечу! Мой тебе совет: если хочешь нормальных отношений с окружающими, не делай пословицу «Раздайся, море, — жаба ползет!» своим девизом.
Иефа сжала кулаки, сглотнула непрошенные злые слезы и с ненавистью посмотрела на проводника.
— Ааронн, иди спать. Ты на привидение похож, а вам еще нести ее весь день. Тебе нужно хоть немного восстановиться.
Эльф удивленно поднял голову, смерил барда долгим недоверчивым взглядом, пожал плечами и поднялся на ноги. Иефа заняла его место. Сферы, в запале созданные магом, тускнели и тихо таяли одна за другой, костер давно погас, и в предрассветных сумерках тоненькая фигурка дриады казалась совсем бесплотной. Ночь стерла зеленоватый оттенок с ее длинных густых волос, беспамятство и боль сделали кожу мертвенно-белой. Иефа взяла влажную тряпицу и вытерла пот с высокого чистого лба, отметив про себя, что вот так, в полутьме, и не поймешь сразу, что перед тобой мудрая хозяйка леса, а не измученный худой человеческий подросток.
— Кто-то уничтожил ее дерево, — сказал Ааронн.
Иефа вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Эльф все еще стоял в двух шагах от нее.
— Она потратила последние силы, чтобы создать этот портал. Она искала помощи, а нашла нас. И теперь она умрет, потому что я не могу ее вылечить. И ты не можешь. Разве не подло?
— Никто из нас в этом не виноват, — тихо сказала Иефа и отвернулась. — Ни ты… ни я.
— Скажи, Иефа, каково чувствовать себя бесполезной? — спросил эльф.
— Я не бесполезная! — возмутилась полуэльфка. — С чего ты…
— Если ты не способна спасти одну маленькую умирающую дриаду, зачем ты тогда нужна? — не дожидаясь ответа, Ааронн повернулся к барду спиной и отправился спать.
— А ты? — тихо спросила полуэльфка, глядя в удаляющуюся спину.
— И я, — не оборачиваясь, ответил друид.
Иефа выдохнула и с отвращением посмотрела на дриаду.
— Ты с нами не останешься, — прошептала она, наклонившись к изголовью. — Ни за что.
Глава 9
— Демон Баатора, а это что за хрень?! — страдальчески сморщился Зулин и резко остановился. Носилки ткнули его в поясницу, маг покачнулся, с трудом удержал равновесие и витиевато выругался.
День начался просто до отвращения классически, то есть с самого утра все шло исключительно наперекосяк. Для начала обнаружилось, что в лагере опять нет ни крошки провизии — обычно за этим следили Стив и Ааронн, но и тот, и другой последние пару дней были основательно заняты. Потом Вилка и Зверь передрались из-за дохлой полевой мыши, которую совомедведь притащил из ближайших зарослей, которую искренне считал своей законной добычей и которой не собирался делиться ни с кем, кроме своей хозяйки. Впрочем, когда Иефа отвергла мышь, Вилка не сильно расстроился, а вот притязания фамильяра показались ему поистине чудовищными. Зверь сражение проиграл, после чего на Зулина обрушился шквал телепатических жалоб и упреков. Однако фамильяру показалось, что этого не достаточно. Чтобы все члены партии поголовно могли оценить глубину его горя, Зверь залез на невысокую осинку и принялся заунывно и на редкость немузыкально стенать, что подействовало на партию, как красная тряпка на раздражительного быка.
Простояв четверть часа под осиной в тщетных попытках уговорить фамильяра прекратить концерт, Зулин пришел в состояние глобальной ненависти к миру, и тут на сцену вышел Ааронн, который хмуро и безапелляционно заявил, что помирающая дриада отныне будет сопровождать партию всегда и всюду в качестве талисмана. Зулин встрепенулся и обеими руками ухватился за возможность затеять скандал. С наслаждением потратив на витиеватые препирательства оставшиеся три четверти часа, он торжественно заявил, что интересы партии для него превыше всего, а раз так, то будем решать вопрос путем голосования. Ааронн почему-то долго смеялся, правда, как-то невесело, и нехорошими глазами смотрел на полукровку, а Иефа нахмурилась хуже грозовой тучи и вообще ни на кого не смотрела. Зулин злорадно сообщил, что друид, как, несомненно, заинтересованная сторона, в голосовании участия принимать не будет, и первый торжественно поднял руку за то, чтобы дриада осталась себе лежать, где лежит, а партия спокойно продолжила свой поход.