Будучи главным героем романа Грейвза, Клавдий рассказывает о своей семье и о том, какую роль в ее возвышении и падении сыграла его бабка Ливия, жена императора Августа. Он говорит о ней: «Удивительная и — не буду скрывать — чудовищная женщина».
Об ее влиянии Клавдий пишет:
«Август управлял миром, а Ливия управляла Августом».
В сериальной экранизации романа роль Ливии блистательно исполнила актриса Шан Филлипс. За всю историю телевидения не появлялось более беспощадной, беспринципной и одновременно завораживающей злодейки. Год за годом, десятилетие за десятилетием она расчищала дорогу к власти своему сыну Тиберию, постепенно устранив бесконечной чередой интриг и отравлений всех его соперников из окружения Августа. В конце она не остановилась даже перед убийством самого Августа, уронив единственную слезу над мужем, с которым прожила более полувека. Делала Ливия всё это, по ее собственным утверждениям, исключительно во благо Рима, который, по ее мнению, могло бы погубить республиканское правление. Она помнила гражданские войны, начавшиеся после убийства Цезаря, и не желала их повторения. Власть, считала она, должна быть сосредоточена в руках одного человека, и ради этого Ливия была готова на всё:
«Я совершила много дурных поступков — без этого великому правителю не обойтись. Для меня благо империи было превыше любых личных соображений. Чтобы спасти ее от раскола, мне пришлось пойти не на одно злодеяние. Август чуть было не погубил Рим своим дурацким фаворитизмом: Марцелл против Агриппы, Гай против Тиберия. Кто спас империю от новых гражданских войн? Я».
Женщины Рима, хотя и пользовались относительной свободой, могли играть лишь второстепенные роли в общественной жизни. В женщинах ценилась скромность, преданность мужу, хорошие манеры и умение вести домашнее хозяйство. Последнее требовалось и от патрицианок, которые управляли домом и могли сами покупать и отпускать на волю рабов. Иногда женщины занимались собственными делами, а не только делами мужа. Известен случай, когда одна римлянка владела собственным ткацким предприятием и заработала целое состояние. Но это исключение из правил, как и открыто занимавшаяся политикой Фульвия. В политике женщинам места не было.
На гробнице некой Клавдии, жившей в середине II века до н. э., оставлена эпитафия, передающая традиционный взгляд римлян на женщин:
«Своего мужа она любила всем сердцем. Она произвела на свет двух сыновей: одного из них она оставила на земле, другой находится под землей. В речах она была прелестна, а также соразмерна в движениях. Она следила за домом. Пряла шерсть. Больше сказать нечего».
Ливия Друзилла тоже пряла шерсть. Но делала это исключительно по просьбе своего второго мужа, императора Августа, помогая ему в «рекламной кампании» по продвижению традиционных римских добродетелей. Ливия садилась за ткацкий станок в атрии на глазах у зрителей, играя роль идеальной римской матроны, и прилежно предавалась «женскому делу». Когда же публика расходилась, Ливия возвращалась к своим настоящим занятиям — активно участвовала в управлении государством.
Первый муж Ливии и отец двух ее сыновей Тиберий Клавдий Нерон был сторонником республиканского правления и выступал против Октавиана. Когда будущий Август избавлялся от врагов, супруги бежали на Сицилию, а затем в Грецию. В это время на руках у Ливии уже был маленький Тиберий. Получив амнистию, муж Ливии вместе с семьей вернулся в Рим и представил супругу Октавиану. Ливия считалась одной из красивейших женщин Рима, если не всего мира, и будущий император, как гласит легенда, влюбился в нее с первого взгляда. Ливия при этом была беременна своим вторым сыном Друзом, а Октавиан был женат вторым браком на женщине, родившей его единственного собственного ребенка — дочь Юлию.
Октавиан бросил жену в тот же день, как она родила Юлию. И сразу потребовал у мужа Ливии, чтобы тот с нею развелся. Честолюбивая женщина не расстроилась, а была только рада выйти замуж за самого перспективного из римских мужчин. Презрев все условности, пара быстро сыграла свадьбу, на которой среди гостей со стороны невесты был ее первый муж. Видимо, эти «высокие отношения» в Риме никого не смущали.