Мои запястья, связанные поясом от халата, истерлись до крови. Моё тело пылает под умелыми ласками. Фон Вейганд делает всё, что хочет, и так, как хочет.
Я четко знаю лишь одно — ничто не будет прежним. Я не смогу от него избавиться, не вытравлю из себя ничем. Жутко сознавать, что этот эгоист, собственник, вполне вероятно, бабник и психопат с наклонностями садиста, практически неизвестный человек держит в руках моё сердце.
***
Очередной понедельник оказался не из приятных. Работы много, фон Вейганд опять занят и делает вид, будто меня не существует. Единственное, что намекало на бурно проведенную ночь — налитые кровью глаза и легкая щетина. Но это его не портит. Трудно представить, что способно его испортить.
У меня же был вид исключительно замученный. Я даже не стала делать макияж. Зачем лишний раз подчеркивать круги под глазами?
Впрочем, поводы для радости есть — мой зад по-прежнему не тронут. Мстительные огоньки зажигаются во взгляде, когда смотрю на заклеенную пластырем руку фон Вейганда. Где-то там следы моих зубов. Однако и его следы на мне сохранились. На запястья больно смотреть, а синяки расцветают по всему телу.
Вечером, когда настало время уезжать, немецкий переводчик сообщил, что я и Ригерт возвращаемся обратно, а он с фон Вейгандом задержится ещё на один день. Так решилась проблема транспортировки моих «подарков». Ригерт лишних вопросов задавать не станет. Он либо догадывается обо всём, либо знает наверняка.
Может, фон Вейганд не желает афишировать наши отношения, дабы не осквернить моё доброе имя? Я размышляла об этом всю дорогу. Что он чувствует? Любит ли он кого-то? Женат ли? Есть ли у него дети? Обо всем об этом мне бы хотелось узнать. Однако единственный человек в мире, способный дать ответ, он сам. Ну и, возможно, Ригерт.
Я краем глаза поглядывала на немца Анны. Весь в себе. Не думаю, что он захочет изливать мне душу.
Впрочем, интересующий меня разговор Ригерт завязал по собственной инициативе на пути из аэропорта домой.
— I know it's not my business but I wish to warn you (Я знаю, это не мое дело, но я хочу предупредить вас).
— What do you mean? (О чем вы?) — я сделала вид, что не поняла.
— Be careful and that's all (Будьте осторожны, и всё).
Пришлось выждать паузу. Скажет он ещё что-нибудь или нет? Не сказал. Закидываю удочку:
— Is he married? (Он женат?)
— It is a long story (Это долгая история), — Ригерт заметно напрягается. — I don't think I am the one who should reveal the details. I only advise you to be more careful (Я не думаю, что я тот, кто должен раскрыть все подробности. Я просто советую вам быть осторожнее).
— I wish I knew at least something (Я бы хотела знать хоть что-то), — пожимаю плечами.
— You're a cute lady, miss Lora. Don't put your hopes high (Вы милая леди, мисс Лора. Не возлагайте больших надежд).
— I have no hopes (У меня нет никаких надежд), — вру, не краснея.
— It is good if it is true (Хорошо, если это правда).
Больше из него не вытянуть ни слова. Но мне и без того хватит на размышления.
Не будь он женат, Ригерт бы не стал нагонять туман. Будь у него счастливая семейная жизнь, он бы тоже не преминул это отметить. Фон Вейганд мог находиться равно как в процессе женитьбы, так и в процессе развода. Кроме того, мне советовали не совать нос и надежды в чужие дела. Почему?
Глава 5
Те, кто утверждают, что самые идиотские происшествия начинаются словами «Посмотри, как я умею», глубоко ошибаются. Кому, как не мне, человеку с дипломом магистра по попаданию в кретинистические ситуации, об этом знать? Полный трэш и угар начинается фразой «Да, на улице пасмурно, по прогнозу ливень передавали, того гляди польет как из ведра, но зонт тащить лень, а, следовательно, на хрен». Вообще, зонты придумали для слабаков, для жалких неудачников, которые пасуют перед трудностями, не осмеливаясь взглянуть опасности в лицо.
«Брать или не брать?» — терзал мой разум коварный вопрос.
Покруче Гамлета, однако.
Меж тем рука моя терзала зонтик. Тяжеленный, граммов двести, не меньше, крупногабаритный, никак не влезающий в объемистую спортивную сумку, уродский на вид и откровенно отвратительный. Бесполезный, прямо скажем, предмет.
Тучи угрожающе сгустились над строем многоэтажек, протяжно завывал ветер, а градусник показывал вполне приемлемые плюс двадцать. Вот вам и осень в райском промышленном городке на берегу лучшего на свете моря. Я критично оглядела себя в зеркале: кроссовки, джинсы, легкая курточка. Идеальный спортивный стиль, куда зонтик определенно не вписывался. Кроссы черные, джинсы черные, курточка нежно-розовенькая, не потому что от природы такая, а полиняла слегка… ну, подумаешь! Хм, зонтик тоже черный. Куда мне к этому прикиду еще одну черную вещь?
— На фиг зонтик. Добегу, если че, — оптимистично заявила я, не подозревая, что обрекаю себя на погибель.
Где можно быстро и, главное, за смешные деньги получить порцию гнева и неконтролируемой ярости вкупе с полнейшей безысходностью? Правильно, только в утренней маршрутке. Попутно здесь можно заводить новых друзей, обогащать словарный запас, прослушать свежий обзор политических новостей от ведущих экспертов. Или даже лучше — встретить вторую половинку, пусть на жалкие минут двадцать, но всё же. О, эти томные вздохи над ухом, жаркое слияние тел, близость душ. Да, вас прижало друг к другу по чистой случайности, когда водитель переполненной маршрутки остановился на очередной остановке и проклинаемый всеми новый пассажир с воплем «Я всё равно пролезу! Пустите по-хорошему!» заскакивает туда, куда, казалось бы, не заскочить, и пробивает дорогу локтями, борясь не на жизнь, а на смерть.
Не думайте, что я не люблю маршрутки. Я их ненавижу. Особенно в пятницу, особенно после адской рабочей недели. Раньше мы с Анной ездили только с немцами, на разбитой в хлам «Газели», но с приездом новых специалистов на этой воистину гребаной неделе мест переводчикам не хватало. Вот и пришлось тащиться на маршрутку.
Свежая партия из Германии внесла некоторое разнообразие, но, поверьте, ничего хорошего там не было. Больше всех впечатлял шумный араб-полиглот, проживающий в Дюссельдорфе и прозванный коллективом Хламидой (а при личных контактах «Вы») за нечитаемостью официального имени.
— Ай эм э вери импортант перзззон! (Я очень важный человек!) — доверительно кричал он всем на ухо.
А нам, девочкам, советовал обязательно ехать в «Джермани» и выходить замуж за немца. Его произношение убивало моё чувство прекрасного. Он утверждал, что знает семь языков и ***надцать диалектов индийского. Он говорил на всех семи языках и ***надцати диалектах индийского по поводу и без, заливисто смеялся и дружески трепал всех за щеки, включая начальников, главных инженеров почтенного возраста и ни в чем не повинных уборщиц.
— Канец рабочяго дня! — громогласно вещал он, стуча в двери кабинетов по всему офису, и всячески демонстрировал природное дружелюбие.
На этом моменте вам, вероятнее всего, хочется спросить, какого черта я рассказываю полнейшую чепуху и ни словом не обмолвилась о господине фон Вейганде?
Нечего рассказывать. Честное пионерское.
Это даже игнором назвать трудно. Это вообще ничего. И «ничего» убивает намного больше всех известных проявлений внимания. Ни тебе взглядов, ни грязных намеков. Ничегошеньки.
Я больше не носила «ошейник», но не думаю, что фон Вейганд сильно парился по этому поводу. Он вообще не смотрел на меня лишний раз, а когда смотрел, то абсолютно равнодушно.
«Ну и хорошо», — думала я, балансируя на одной ноге в переполненной маршрутке.
«Ну и ладно», — продолжала думать я, проталкиваясь к выходу.
«Да чтоб он сдох… и так, чтоб помучался!»
Последнее, кажется, подумала вслух и весьма гневно, потому как крупногабаритный мужик прямо по курсу мигом отскочил в сторону, сметая всё на своём пути, чуть ли не перекрестившись, а я благополучно выбралась на грешную землю. Прямо под дождь и в лужу. Под обалденно сильный проливной дождь и гигантской глубины мутную лужу.
— Сегодня просто не мой день, — заключила я, впихнувшись под спасительный навес, где и без меня толпилось прилично народу.
Мне бы остаться тут, переждать непогоду, как все вменяемые люди делают. Но я не была вменяемой, не искала легких путей и вообще не собиралась лишний раз о чем-то думать. Я твердо решила не опаздывать, добраться до родимого офиса в срок и пох*й, что без зонта.
«Может, стоит вернуться и подождать там?» — посоветовал внутренний голос, когда я стремглав миновав проходные, опрометью пустилась по раздолбанной дороге.
И мне бы внять голосу разума, воротиться назад, выждать время, пока непогода утихнет. Куда там! Включившаяся дурь напополам с врожденным нечеловеческим упрямством несла моё бренное тело в эпицентр урагана. Прикрыв самое драгоценное (старательно выпрямленную утюжком челку) спортивной сумкой, я смело шлепала по грязным заводским лужам, практически смирившись с насквозь мокрым всем остальным.
«Что за вселенская несправедливость?» — повторяю мысленно, размышляя отнюдь не о дожде, и даже не о том, что мне чертовски холодно.
Фон Вейганд — центр моего мироздания. Работа не была бы адской, мистер Хламида казался бы приятнейшим собеседником, кругом бы переливалась сказочная радуга, а белые пони мило пощипывали травку перед проходными. Да что там пони! На моей улице перевернулся бы грузовик с марихуаной, будь он хоть немного…
Хоть немного — что?
Влюблен.
Сердце на секунду остановилось, а может, и дольше, чем на секунду, а может, я просто перестала его чувствовать. Застываю на месте, позволяя дождю хлестать себя со всех сторон.