Послушно экипируюсь согласно указу свыше. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю.
Кто эта маленькая девочка в платье и драгоценностях взрослой тети? Откуда тревога и блики ужаса в ее глазах? Почему губы накрашены вызывающим красным?
Вкрадчивый стук заставляет задрожать. Но на поверку это оказывается всего лишь слуга.
— Приветик, ну, или как там у вас говорят? Хэллоу. Гутен Абенд?
Молчание в ответ. Отработанная улыбка в стиле Андрея, приветливое выражение лица. Не понимает или делает вид, что не понимает.
Обуваюсь, балансирую на высоченных каблуках. Кажется, кое-кто отвык от нормальной женской обуви.
Позволяю провести себя по запутанной сети коридоров, стараюсь игнорировать обезумевший пульс.
Когда-то я была готова продать душу Дьяволу, лишь бы оказаться рядом с фон Вейгандом. Желания порой сбываются, не спрашивая нашего разрешения, и не вполне так, как мы рассчитывали.
Массивные деревянные двери открываются передо мной. Смело ступаю вперед, призываю страхи замолчать. Иллюзия выбора развеяна как дым, испита до дна, отправлена восвояси щелчком пальцев.
Глава 8.5
Огромный зал нельзя охватить одним взглядом. Легко представить здесь сотни танцующих пар, скучающих аристократов в летах, знатных дам с печатью порока на идеально ухоженных лицах, толпу сногсшибательной красоты моделек и юных рыцарей, подающих надежды.
Буря соблазнов и обольщения. Многоярусные люстры, поражающие самое смелое воображение. Кристально-золотой водопад, кружева, сотканные из кованого железа и россыпей искристых драгоценных камней. Зеркала отражают свет, причудливо преломляют лучи, создают атмосферу мистического и непознанного, особенного мира. Вселенная за чертой добра и зла.
Удивительно, что фон Вейганд не теряется посреди этого кричащего великолепия, не выглядит одиноким или ничтожным в необъятном бальном зале. Наоборот, его сила и могущество возрастают, приобретают новый, прежде тщательно скрываемый, смысл. Он рожден править неукротимой стихией, призван царить на вершине и побеждать вечно.
Замечаю небольшой столик, два стула. Романтический ужин в помещении для званых приемов. Впрочем, не уверена, где и что принято проводить. Надо бы стать более примерной ученицей, освоить азы культурного поведения. Н-да, мне бы сто видов вилочек, ножичков и ложечек запомнить.
— Тебя устраивает новая комната? — спрашивает фон Вейганд, разливая шампанское по бокалам.
— Да, — подхожу ближе, игнорирую слабость в коленях.
— Если захочешь что-то поменять, обращайся к Андрею, — невозмутимый, даже отчужденный тон.
Незримая преграда возникает между нами. Выстраивается мрачная нерушимая стена. Наощупь — чистый холод, но суть ее стократ прочнее льда.
— Выпьем за переезд.
Мои пальцы почти не дрожат, когда я принимаю бокал из его рук.
— Ты… — слова застывают, замерзают на губах.
Не решаюсь, не осмеливаюсь продолжать. Мысли испаряются под горящим взглядом черных глаз. Я обнажена, лишена защиты, распахнута настежь.
— Пей, — звучит непривычно мягко, обманчиво похоже на забытые сцены.
Пузырьки приятно щекочут горло, уносят переживания прочь. Тугая пружина внутри разжимается, становится легче дышать, получается улыбнуться. Но все же… ни секунду не верю в счастливое избавление.
— Когда можно поговорить с мамой?
— Я подумаю над этим, — фон Вейганд улыбается, множатся бесенята в его глазах.
— Я же все делаю… я послушная, — нагло лгу.
— Как тебе Андрей? Никаких проблем не возникает?
Достал этот сутенер-зануда и жутко раздражает, совсем не понимает мой стеб, а с таким чувством юмора хоть в петлю лезть.
— Нормально, — делаю еще один глоток, облизываюсь и тут же краснею, заметив, как поменялось выражение лица фон Вейганда.
Черт, моя помада или мой язык… хм, определенно заводит.
— Я займусь поисками твоего Стаса, — вдруг произносит он.
— Стаса? — на ум не приходит ничего лучше, чем переспросить.
— Да, если помнишь, ты собиралась выйти за него замуж.
Просто похоже на шутку или он действительно пошутил?
— Конечно, помню…
— У меня есть несколько вопросов для него лично.
Надеюсь, мой горе-парень не задолжал кругленькую сумму деньжат господину Валленбергу. Разумеется, надеюсь мысленно, вслух не стану говорить.
Залпом допиваю шампанское. Да, выглядит не слишком аристократично, однако я только учусь быть баронессой.
— Позвольте пригласить вас на танец, — учтиво произносит фон Вейганд.
— А музыка? — вздрагиваю, ощутив его руки на своей талии.
Вспыхивают сигнальные огни. Бокал выскальзывает из предательски ослабевших пальцев.
— Зачем нам музыка? — он ловко подхватывает мою утрату, не дает разбиться.
— Н-нужен ритм, — с придыханием бормочу я, холодею под жаром сотни раскаленных иголочек, вонзившихся в податливую плоть.
— Слушай биение сердца, — ухмылка достойная Люцифера.
Он ведет меня к самому центру зала, туда, где сосредоточены ярчайшие потоки света. Империя пороков, выставленных напоказ. Королевство, проклятое небесами и благословленное адом. Губительная красота темного царства, отравляет душу, изменяет навсегда, перекраивает восприятие.
Пальцы фон Вейганда на моей талии, притягивают ближе. Его дыхание опаляет макушку, заставляет трепетать в объятьях дьявола, о котором я мечтала с детства.
Ожерелье душит, жжет кожу. Глазам больно, щурюсь, пытаясь избавиться от красноватой пелены, которая заволокла все вокруг. Мне становится дурно, с трудом удается следовать заданному темпу, ведь колени мелко дрожат, а дыхание учащается настолько, будто я сдаю стометровку.
— Что с тобой? — спрашивает фон Вейганд, когда я спотыкаюсь, и лишь его сильным рукам дано уберечь от падения.
— Мне плохо.
Сказав это, понимаю… на самом деле, мне даже очень хорошо. Тело отзывается на каждое прикосновение, вспыхивает тягучим, болезненным возбуждением. Разум капитулирует, окутанный туманной дымкой, ничего не решает. Но часть меня сжимается от страха, отторгает происходящее, предчувствует подвох.
— Мне нужно уйти, — шепчу сбивчиво.
Шепчу и с ужасом осознаю, если не свалить отсюда прямо сейчас, то я за себя не отвечаю. Жажду только одного, поглубже и посильнее… и это странно. Что за черт? Надо подняться наверх и умыться холодной водой. Да, точно поможет. Нет, конечно, фон Вейганд и раньше действовал на меня покруче афродизиака, но не так.
— Отпусти! — не боюсь нарваться на очередные неприятности, хочу исчезнуть из этого сияющего зала, скрыться подальше.
— Нет, — коротко и сухо.
— Мне нужно уйти… — яростно вырываюсь, поднимаю голову, встречаю взгляд фон Вейганда и осекаюсь.
Страшная догадка обрушивается ледяным дождем на пылающую кожу.
Нет. Не может быть. Нереально.
— Что это? Что со мной происходит? Что ты сделал? — пытаюсь побороть желание, кипящее в разгоряченных венах.
Мною завладевает грязная и низменная потребность, отключающая мозг, вынуждающая плотнее свести бедра, извиваться в безуспешных стараниях, хоть как-то облегчить напряжение, пропитанное ядом.
— Отпусти, — голос звучит неожиданно хрипло.
Стальной захват исчезает, но я не в силах удержать равновесие. Падаю на отполированный до блеска пол, ударяюсь, однако не чувствую боли. Похоть затмевает всё. Жгучая и пьянящая, отбирающая всякие права.
— Зачем? Зачем ты…
Фон Вейганд опускается на колени рядом, ласково перебирает пряди моих волос, а потом резко дергает на себя, вынуждая простонать.
— Я обещал доказать тебе силу своих чувств. Я всегда исполняю свои обещания, — его губы касаются щеки. — Я хочу, чтобы тебе понравилось. Первый раз всегда особенный.
— Нет… пожалуйста…
Мне нужно расплакаться или испугаться, но не могу, привычные реакции отказываются работать. Воли нет совсем.
— Не надо…
Отрицание растворяется в стонах, рвущихся из горла, когда фон Вейганд трется бородой о мою шею.
Господи, это же не я.
Это не могу быть я.
Это все не может быть настоящим.
— Ты будешь умолять, meine Schlampe.
Хочу его. Хочу его член. У меня нет других желаний. Только горячая пульсирующая плоть внутри, смысл моего существования, моя персональная бесконечность.
— Пожалуйста, — шепчу я.
— Пожалуйста — что? Нет или да? — с издевкой уточняет фон Вейганд.
— Да! — добровольно подписываю разрешение на пытки.
— Стань на колени.
Подчиняюсь, готова на любые жертвы, только бы…
— Ты должна хорошо попросить, meine Schlampe, — он прижимается ко мне сзади, давая прочувствовать величину желанной награды.
И я произношу слова, за которые буду ненавидеть себя позже, умоляю, унижаюсь. Все, что угодно, лишь бы унять этот мучительный зуд.
— Проси лучше, — фон Вейганд сжимает мою грудь.
Кричу, вымаливаю пощаду. Страх бьется на задворках сознания, слишком далеко, практически незаметно.
— Ты запомнишь этот момент, — он отстраняется, уходит, но очень скоро возвращается обратно.
— Пожалуйста, — извиваюсь не в силах вернуть контроль.
— Полуголая на коленях упрашиваешь трахнуть твой девственный зад.
Фон Вейганд поднимает мое платье повыше, нарочито медленно, а потом разрывает трусики. Щелкает пряжка ремня. Не сдерживаю гортанный стон предвкушения. Мысли загораются и гаснут. Обломки прежней меня.
— Да, — судорожно выдыхаю.
Его язык скользит по позвоночнику. Неторопливо, подталкивая к пределу, заставляя порочно выгибаться.
— Тебе понравится, — мою последнюю невинную часть смазывают чем-то прохладным.
Damn… (Проклятье)
Всепоглощающее чувство, ранит, пробирает до ослепительной вспышки, разрядом тока крадется по воспаленной коже.