Ну, другое дело.
Так бы сразу.
Мило, свежо, неизбито.
Вот теперь расслаблюсь. Разжирею, забью на депиляцию, перестану выщипывать брови. Короче, заживу по-человечески. Вольно и свободно.
Ох, чёрт. Не выйдет. Я же ещё не замужем.
— Нужно порядок навести, — указываю на колоритный натюрморт возле стола.
Разбитая посуда. Вода. Еда.
Шедевр. Отправим в музей искусств. Шик и модерн.
— Бардак раздражает, — изображаю чистюлю. — Вызывай слуг.
— Позже, — ловко отклоняет предложение фон Вейганд.
— Почему не сейчас? — искренне недоумеваю. — Мне неприятно торчать в грязи. Пускай приберут.
— Приберут, когда мы закончим, — заявляет, слегка прищурившись.
Напрягаюсь, чую неладное, замираю в ожидании жуткого наказания. Тщетно пытаюсь обуздать ураган хаотичных мыслей.
— Закончим — что? — спрашиваю нервно.
Сигара погибает в длинных пальцах вместе с остатками моего самообладания. Тлеет, медленно лишается сознания.
— Разговор, — холодно произносит он.
Расплываюсь в идиотской улыбке, глупо хихикаю.
— Ну, знаешь, с этим как-то не очень клеится.
— Могло быть хуже, — парирует иронично.
— Конечно, — охотно соглашаюсь. — Ты мог прострелить мне ногу. Или переехать меня асфальтоукладочным катком.
— Наметился прогресс, — замечает невозмутимо. — Постепенно развиваемся, сближаемся, выходим на новый уровень.
Открываю и закрываю рот. Ни дать, ни взять — рыба, выброшенная на лёд. Напрасно пробую побороть лихорадочную дрожь. По телу скользит трескучий мороз, пронзает навылет. Стальными иглами.
Господи.
Боже мой.
Только не это.
Пожалуйста, умоляю.
— Что ты сделал с Леонидом?
Прямо и чётко.
Без обиняков.
— Даже пальцем не тронул, — отвечает ровно.
А в голосе сквозит недоброе.
— Супер, — выдавливаю с трудом. — Тогда твои люди.
Крепче сжимаю кулаки, вонзаю ногти в ладони. Отчаянно стараюсь протрезветь от внезапно накатившего ужаса.
— Избили? Убили? Разложили по разным пакетам? — судорожно выдвигаю версии.
Задыхаюсь, охваченная приступом панической атаки.
— П-признавайся, — требую сбивчиво.
Очередное облако дыма скрывает горящий взор фон Вейганда. За несколько секунд успеваю поджариться на огромном раскалённом вертеле. До степени medium raw.
Аппетитный. Тёплый. Сочный.
Бифштекс с кровью.
Не томи, не медли.
Вгрызайся.
— Ему не причинили никакого вреда, — остужает буйную фантазию.
— Сомневаюсь, — не намерена сдаваться.
— Он чудесно проводит время. Нет повода для беспокойства, — продолжает мягко. — Свежий воздух, неспешная прогулка, приятная беседа.
Фрагменты паззла складываются в цельную картину.
— Его связали, затолкали в авто, вывезли в посадку, вручили лопату, заставили копать собственную могилу? — моментально озвучиваю догадку.
— Фу, — брезгливо морщится. — Как вульгарно.
— Давай вариант поизящнее, — пожимаю плечами. — Не притворяйся, будто ничего не произошло. Всё равно получается фальшиво.
Настаиваю на честности, лихо разоблачаю подвох.
— Ты гр*баный маньяк, — освежаю память. — Псих и садист без тормозов.
Однако упёртый гад не желает прекращать комедию.
— Да что за мнение обо мне сложилось? — восклицает с праведным возмущением.
Входит в роль.
— Неужели произвожу пугающее впечатление? — вопрошает поражённо.
Играет хорошего парня.
— Подозрительно, — бросаю сухо. — Никаких штрафных санкций за телефон. Стоическое спокойствие, ни капли раздражения. Сплошная нежность, заботливость и адекватность. Даже дебильную клоунаду вытерпел.
Непроницаемое выражение лица. До потаённой сути не доберёшься, не коснёшься истинных эмоций.
— Люди поступают так в трёх случаях, — сглатываю вязкую горечь. — Когда находятся на пороге смерти и молят об искуплении грехов. Когда совершили нечто ужасное и хотят загладить вину. Когда только собираются совершить нечто ужасное и надеются добыть прощение авансом.
На самом деле, шансов угадать мало.
— Существуют разные нюансы, — лаконично произносит фон Вейганд.
И какой из них твой?
— Жажду деталей, — заявляю с нажимом.
— Будут, — криво улыбается, зловеще прибавляет: — С доставкой на дом.
Немею изнутри.
Не нахожу сил отреагировать.
— Я обещал откровенность, всегда держу слово, — посмеивается. — Что на счёт бизнеса?
Последней фразе не удаётся добраться до мозга. В одно ухо влетает, в другое вылетает. Центральный процессор вне зоны доступа.
— Сайт знакомств оправдывает вложения? Приносит прибыль?
Слабые проблески интеллекта гаснут под гнётом суровой реальности.
— Проект благополучно развивается?
Разум повержен.
— Клиенты вкладывают деньги?
Прострация торжествует.
— Какие показатели?
С тем же успехом можно спросить меня о росте ВВП Папуа-Новой Гвинеи.
— Похвастай результатами.
Неясное мычание слабо напоминает ответ.
— Не стесняйся, — подбадривает. — Поделись достижениями.
Вообще, зря переживаю.
Пошёл этот Леонид. Пускай кормит червей. Или валяется в больнице с множественными переломами. Сам виноват. Зачем на чужое позарился.
Займёмся насущными вопросами.
— Ну, я натура скромная, — выдаю чистосердечно. — Всё продвигается строго по плану. Доход нормальный. Базу нарабатываем.
— Цифры утверждают обратное, — обескураживает.
Возвращает в прошлое. На выпускной экзамен по алгебре.
— Цифры? — тщетно стараюсь активизировать извилины.
Куда пропали шпаргалки. Подскажите. Помогите списать.
— Отчётные данные, — поясняет елейно.
— Отличные там данные, — покрываюсь испариной. — Зашибись, лучше не бывает.
— Согласен, — радостно улыбается, мечтательно протягивает: — Считаю дни до своего выигрыша.
— В смысле? — туго соображаю.
— Ты ведь не забыла о нашем пари, — снова обдаёт облаком дыма. — Намечается достойный приз.
Горящие глаза обещают удовольствие на грани агонии.
Однажды отворив бездну, ты никогда не сумеешь её закрыть. Голод станет невыносимым. Будет терзать, а потом поглотит целиком и полностью.
Некоторые вещи уже не изменить.
— Соблазнительный приз, — пылающая чернота его взгляда притягивает, будто магнитом, отнимает право выбора. — Дрожащий. Покорный. Напуганный до полусмерти.
Каждое слово возбуждает, проносится по телу тягучей пульсацией.
— Надо продлить срок, — закусываю губу, выжидаю пару секунд и начинаю трещать без умолка: — Стресс подкосил меня, лишил вдохновения, повлиял на трудоспособность. Всякие скандалы, интриги, расследования. Тайны и секреты. Дианы, отвечающие на звонки.
Красочно описываю злоключения, перехожу к обвинениям.
— Ты уничтожил творческую искру. Отобрал крылья, помешал воспарить к небесам.
Вдоволь ною, после давлю на жалость.
— Я выгляжу как жертва группового изнасилования. Такие синяки тональным кремом не замазать и под свадебным платьем не спрятать. Не в скафандре же выходить замуж.
Собираю волосы в пучок, демонстрирую живописные пятна на шее.
— И это только начало, — бросаю многозначительно, печально вздыхаю: — Придётся отложить церемонию.
Намереваюсь толкнуть пафосную речь, но фон Вейганд оказывается ловчее.
— Нет, — обрывает коротко, подвигает пепельницу ближе. — Свадьбу не отложим.
Офигительная новость.
Матч состоится при любой погоде.
Даже будь я под капельницей и в гипсе, загса не избежать. Хоть в коме, хоть под кайфом. Хоть мёртвая. Не важно. Никто не отменит праздник.
— Время есть, — замечает спокойно. — Всё заживёт.
— А остальное? — не оставляю надежды сторговаться. — Накинь ещё пару недель до финала. Возмести моральный ущерб. Поощри спонтанным бонусом.
Он затягивается, подносит сигару к серебристому блюдцу. Отгоревшая часть осыпается вниз. Без какого-либо воздействия. Самостоятельно.
— Хорошо, — выпускает дым на волю.
— Так легко? — спрашиваю изумлённо. — Взял и уступил?
Не нужно стряхивать пепел силой.
Сигара погаснет. Или разгорится неровно. Вкус испортится. Станет слишком резким. Утратит первозданную прелесть. Потеряет былое очарование.
— А чего ты ожидала? — интересуется иронично. — Думала, заставлю плясать на битом стекле?
Мой взор прикован к обнажённому огню.
Тлеющий. Мерцающий. Алый. Оранжевый.
Цвет одержимости.
— Спасибо, — произношу чуть слышно.
— Не благодари, — усмехается. — Очередная отсрочка не спасёт положение.
— Посмотрим, — отворачиваюсь.
Наверное, это не слишком нормально.
То, что чувствую. То, чего отчаянно желаю.
Я совсем не против, если он потушит о меня сигару. Если пустит кровь, полоснув лезвием от запястья до сгиба локтя. Если сдерёт кожу живьём.
— Нечего смотреть, — резко заявляет фон Вейганд, вынуждая вздрогнуть. — Не каждому дарован талант управлять. Бизнес — не твоя стезя.
— Разберусь, — отмахиваюсь. — Не волнуйся.
— Вряд ли, — хмыкает. — Допускаешь ошибку за ошибкой.
— Конкретизируй, — бросаю хмуро.
— Анна.
Издевается скотина.
— Хватит, — цежу сквозь зубы. — Я всего лишь отдала ей долг. Прекращай глумиться. Уже не обидно. Просто надоело.
Пора сменить пластинку.
— Никому нельзя доверять, — заключает невозмутимо, вкрадчиво уточняет: — Кроме меня.
Тушите свет, ибо грядёт бойня.
— Счастливое исключение, — не скрываю сарказма. — Всегда честен, не подставляешь и не обманываешь, действуешь в рамках закона.
— Вот именно, — опять затягивается.
Поразительная наглость.
— Маша успешно прошла проверку, не повелась на искушения, не предала, — потираю гудящие виски. — Настоящая дружба не продаётся, не покупается и…
— И в природе не существует, — завершает нарочито трагично.
Уголки его губ подрагивают, в тёмных глазах резвятся черти.