— Наивные. Добрые. Очаровательные. Умные. Страстные. Искренние. Прекрасные.
Удар за ударом.
Больно и беспощадно.
Прошивает насквозь ржавыми гвоздями.
— Очень разные, — притягивает ближе, почти вплотную. — Неповторимые, впечатляющие, с идеальными задницами.
Не то хохот, не то рычание.
Содрогаюсь и трепещу.
Ледяной ветер пожирает обжигающее пламя.
— С задницами, на которые не просто стои́́т, — шепчет прямо в рот. — С задницами, на которые сто́ит молиться.
Не ведает милосердия, продлевает агонию.
Уста к устам.
Не целует, лишь прижимается.
Застывает на миг и отворачивается. Бережно собирает соль, запёкшуюся на разгорячённых щеках.
Растягивает мучения до бесконечности, отравленным жалом вонзается в податливое тело, заставляя кровь кипеть.
— Да, я любил, — буквально выплёвывает. — Любил, пока трахал.
Внезапно отстраняется, отпускает на волю.
Он дарит хрупкую иллюзию, разрешает ускользнуть, встрепенуться и оглядеться по сторонам, замереть в нерешительности. Понимает, далеко не убегу. С места не сдвинусь. Не посмею.
А потом возвращает обратно.
Перехватывает запястье, обрывает бабочке крылья.
Грубо и жёстко, не размениваясь на компромиссы.
— Признаю, у меня было много женщин, — криво усмехается. — Неприлично много.
Разворачивает мою ладонь, обнажает шрам. Внимательно рассматривает рваные линии. Склоняется ниже.
— Но все они безликие, — бросает презрительно. — Одинаковые бессмысленные маски, под которыми ничего нет.
Его дыхание опаляет кожу, обращает в горстку пепла, в беззащитный дрожащий сгусток энергии.
Damn. (Проклятье.)
Влажный язык осторожно обводит контуры старой раны, чертит летопись заново.
F*ck. (Еб*ть.)
Острые зубы слегка царапают плоть. Не кусают. Дразнят.
Scheiße. (Дерьмо.)
Пальцы на ногах невольно поджимаются, бёдра сводит сладостная судорога. Повинуясь инстинкту, выгибаю спину.
Однако очень скоро время останавливается, а ощущения безнадёжно меркнут, осыпаются, точно прошлогодняя листва, устилают землю выцветшим золотом.
Монстр взирает на меня в упор.
Глаза в глаза.
Врата захлопнулись.
Шансы на спасение ничтожные.
Из этой ловушки никогда не выбраться. Не потому что трудно или тяжело, а потому что желание отсутствует.
Палач вынимает душу коротким и хлёстким:
— Все они не ты.
Не ты.
Отражается эхом внутри.
Молчу, не в силах разлепить губы.
Понятия не имею, как ответить.
Что, вообще, после такого можно ответить? Где найти фразы, которые не покажутся унылом говном, бредом и банальщиной?
Глядя на фон Вейганда я испытываю только одно желание. Точнее много, самых разных и невероятных, но итог сводится к весьма предсказуемому варианту.
К дикой и неистовой е*ли.
Блин, простите.
Мне стыдно.
Хм, нет, лгу.
Совсем не стыдно.
Ни грамма.
Хочу его.
И ныне, и присно, и во веки веков.
Всегда. Везде. Любого.
Хоть Дьявола. Хоть Бога.
Неловкая пауза воцаряется ненадолго. Ибо мой мужчина отличается поразительной находчивостью.
Он мог бы завалить меня на стол, содрать простынь и, ни в чём себе не отказывая, развлечься без тормозов.
Однако поступает более оригинально.
Затягивается сигарой, тянется за бутылкой. Уверенно наполняет стакан алкоголем, откидывается назад, принимает вальяжную позу.
Зверь всласть позабавился и нагло развалился на диване.
Чёртов ублюдок отдыхает.
Релаксирует гад.
Не страшно.
Исправим.
Глава 15.5
— Между прочим, я тоже не откажусь выпить, — выразительно постукиваю пальцами по пустому бокалу. — И с радостью перекурю.
Фон Вейганд отрицательно качает головой.
— Ты ещё маленькая, — вкрадчиво обламывает.
Ничего не говорю, лишь мстительно щурюсь и стремительно разрабатываю коварный план.
Зря оскорбил, зря нарвался на неприятности.
Наивный бедняга не подозревает, кому перешёл дорогу, с кем так некстати столкнулся в тёмном переулке, против кого покрошил батон в столь мрачный и однозначно недобрый час.
Готовься к бою, жалкий глупец.
Стартуем.
Volle Kraft voraus. (Полный вперёд.)
Трепещи в ожидании жутких издевательств, падай ниц и ползи, униженно умоляй о пощаде, обращайся к грозным небесам.
Индульгенции не светит, даже не надейся.
Кара будет суровой, но справедливой.
Глубокий минет.
Получите, распишитесь.
Соглашусь, бесчеловечно, аж жилы стынут и коленки слабеют, подгибаются, дрожат. Однако никто и не обещал лёгкого избавления. Наоборот, заявлен чистой воды садизм.
Тук-тук.
БДСМ заказывали?
Пора отрабатывать.
От звонка до звонка.
Иначе не умею.
Во всю мощь, не жалея фантазии, не скупясь на запрещённые законом стимуляторы. С энтузиазмом, с огоньком. Чтоб загреметь сразу на несколько пожизненных сроков.
Ни пуха, ни пера.
Поехали.
Деловито поправляю импровизированную тогу, вхожу в образ, воображаю себя развратной Валерией.
Ну, той, которая Мессалина.
Известная распутница. Римская императрица. Прекрасная и восхитительная. Практически такая же крутая как я.
Обольстительно улыбаюсь.
Хоть бы не выглядеть полной идиоткой. Частичной — нормально, сойдёт. Полной — нет, увольте, никогда.
Решительно поднимаюсь, уверенно ступаю вперёд.
Только бы не рухнуть, не растянуться на полу в спонтанном акробатическом трюке. Едва держусь на негнущихся ногах. Корова на льду и то смотрится выигрышнее.
Пара грациозных движений, пара изящных шагов.
Ужас. Позор. Кошмар. Цензурные эпитеты быстро заканчиваются. П*здец. П*здец. П*здец.
Неотвратимо приближаюсь к вожделенному объекту.
…
Белый шум.
Ни единой разумной мысли.
Промедление смерти подобно. Нельзя терять ни секунды. Каждое мгновение на вес золота. Когда ещё подвернётся столь шикарная возможность?
Не сомневайся.
Дерзай.
Приходится приподнять простынь. Не слишком высоко, слегка, исключительно ради удобства.
Не думаю, делаю.
Ныряю под лёд, окунаюсь в очередную авантюру, бросаюсь в зыбкий омут, наплевав на последствия.
К чёрту ремни безопасности.
Не пристёгиваюсь, выжимаю газ до упора.
Выключаю страх. Закрываю глаза, веду отсчёт по гулким ударам пульса во взмокших висках.
Да.
О, да.
Я действительно делаю это.
Смело усаживаюсь к фон Вейганду на колени.
Оказываюсь сверху.
Теперь нас разделяет лишь тонкая ткань. Его небрежно повязанное полотенце. Мой наспех изобретённый наряд.
Но всё очень условно. Странно, дико и неловко. Необычно. Непривычно. Впрочем, едва ли хоть что-то на свете способно нас разделить.
Больше нет.
Никогда.
Нет преград.
Только он и я.
Bloody Hell. (Кровавый Ад.)
Кусаю губы в тщетной попытке скрыть смущение, стараюсь побороть волнение, обуздать противоречивые эмоции.
Жестокий господин не спешит прогнать нахальную рабыню. Не торопится наказать наглую зверушку, не ломает излюбленную игрушку.
Забавляется.
Жадно затягивается сигарой, выдыхает дым в потолок. Подносит стакан к устам, алчно пьёт, однако не опустошает. Пожирает горящим взглядом. Хитро щурится, усмехается, выжидает.
Чуть отклоняюсь назад, хочу устроиться уютнее.
Провоцирую.
Бесстыдно и бессовестно.
Неуклюже ёрзаю, будто пробую занять выгодное место. Невинно хлопаю пушистыми ресницами, изображаю искреннее изумление.
Какой же он огромный.
Напряжённый. Гигантский. Угрожающий.
Невольно вздрагиваю, покрываюсь испариной.
Мышцы сводит от болезненного предвкушения. Позвоночник выгнут, натянут, будто тетива.
Крепкие бёдра фон Вейганда зажаты между моими стремительно слабеющими ногами. Восставшая плоть пульсирует, наливается кровью, прижимается к пылающему лону.
Явственно ощущаю, как пот струится по спине. Ручеёк за ручейком.
Жарко и вязко.
Везде.
Осталась сущая ерунда.
Фигня, формальность, мелочь жизни.
Врубить подходящий трек. Виртуально. Для остроты. Дабы предельно накалить. На зашкаливающую громкость.
Предпочитаю погрубее, помощнее да пожёстче, чтоб заглушало даже зажигательные ритмы прокатного стана, чтоб пищевод содрогался и барабанные перепонки лопались.
А вас какие мелодии заводят?
Marilyn Manson рулит.
Если при прослушивании ‘Para-noir’, ‘Ka-boom Ka-boom’ и ‘Spade’ не тянет на блуд, то с потенцией возникли серьёзные проблемы.
I won't do it with you. I'll do it to you. I hope this hook gets caught in your mouth. (Я не буду делать это с тобой. Я сделаю это тебе. Я надеюсь, твой рот поймает этот крючок.)
Как тут устоять. Прямое руководство к действию. Приступай. Не откладывай. Погружайся в разврат.
Don't say ‘no’. Just say ‘now’. (Не говори «нет». Просто скажи «сейчас».)
Бьёт по нервам и по мозгам.
Идеально.
В яблочко.
Десять из десяти.
Хотя порой ближе лирика и пафос, слезоточивые мотивы, прошибающие на философию и романтику. Плюс роковой антураж.
Например, W.A.S.P. - ‘The Idol’.
И потрахаться, и всплакнуть.
Филигранно.
Не подкопаешься.
Kiss away the pain and leave me lonely. (Сотри мою боль поцелуями и оставь меня в одиночестве.)
С удовольствием. Обцелую, не ведая стеснения. Обцелую всего и по-всякому. Вот только в одиночестве не оставлю. Не мечтай.
I'll never know if love's a lie. (Я никогда не узнаю, была ли любовь ложью.)
Солги. Рискни здоровьем, коли не боишься. Нет, ваша честь, шутки в сторону. Клянись.
Правда и ничего кроме правды.
Being crazy in paradise is easy. (Быть безумцем в раю — легко.)
Ох*ительно.
Can you see the prisoners in my eyes? (Видишь ли ты узников в моих глазах?)
Много чего вижу. Потерянные и загубленные души. Тоску, отчаяние и ужас. Раскаяния не замечаю. Но это и не нужно.
Старый-добрый Alice Cooper давно сказал самое важное.
‘Hell Is Living Without You’.
Гребаная истина.
Hell is living without your love. Ain't nothing without your. Touch me. (Ад — это жизнь без твоей любви. Без тебя ничего не существует. Коснись меня.)