Не до крови, просто демонстрирую превосходство.
Поступаю в точности как он, копирую поведение до мелочей.
— Если попросишь, ещё что-нибудь оближу, — заявляю небрежно. — Обещаю рассмотреть все предложения.
Его член реагирует молниеносно, утыкается в мой живот. Не желаю медлить. Чужое возбуждение заводит похлеще собственного.
— Ладно, — уступаю. — Разрешаю не умолять.
Толкаю фон Вейганда на постель, заставляю лечь на спину, нависаю над ним с видом коварной искусительницы.
— Последние распоряжения будут? — спрашиваю ледяным тоном.
— Думаешь, надо составить завещание? — усмехается.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Возраст преклонный, поэтому ничего не гарантирую. В твои годы любое волнение может оказаться фатальным. Советую подстраховаться.
— Доверюсь судьбе, — бросает с наигранной отрешённостью.
— Правильно, — одобряю выбор. — Как на счёт особых пожеланий?
— Посмотрим в процессе, — отмахивается.
— Дополнительный инструктаж? — не затыкаюсь. — Потайные эрогенные зоны? Секретные точки воздействия?
Он тяжело вздыхает, кладёт руку мне на макушку.
— Ты вроде собиралась отсасывать, — его брови выразительно изгибаются. — По высшему разряду.
— Ну, если настаиваешь, — киваю, не спешу переходить к практике, упёрто цепляюсь за теоретический мотив. — Тем не менее, хотелось бы погрузиться в предмет, досконально изучить, понять принципы работы. Жажду пикантных деталей.
Никакого ответа.
Горящий взгляд пронизывает насквозь.
— Хорошо, — мигом подчиняюсь, не смею испытывать терпение дальше.
Отбросим эгоизм, избавимся от смущения.
Чистый кайф.
Экстаз на грани агонии.
Табачный дым окутывает густым ароматным облаком, алкоголь растекается по венам, застилает разум токсичным дурманом. Порочная мелодия вдохновляет на подвиги.
Внутри пробуждается тягучее вожделение, голодная дрожь сотрясает грешное тело.
Послушная рабыня готова распластаться у ног господина, готова пасть куда угодно, куда потребуется.
Повинуюсь беспрекословно.
Почти.
Покрываю грудь фон Вейганда нежными скользящими поцелуями, слегка царапаю ногтями, оставляю на смуглой коже белёсые полосы. Прижимаюсь крепче. А после отстраняюсь, склоняюсь над ним и заговорщически бормочу:
— Только без «огнедышащего дракона».
Теперь настаёт его черёд удивляться.
— Что? — спрашивает, нахмурившись. — Какой дракон?
Хоть малая, но победа.
— Огнедышащий, — повторяю невозмутимо.
— И что это означает? — интересуется подозрительно.
Бинго.
Трёхочковый.
Дайте пять.
Виртуозная разводка, заслуживает бурных оваций.
Полиглот не мог не залипнуть на столь впечатляющей конструкции. Пропала птичка, коготок увяз.
— Неужели не в курсе? — имитирую шок. — Никогда не слышал?
— Поясни, — требует холодно, нутром чует подвох.
— Все приличные люди знают, — фыркаю.
— Говори, — обдаёт арктическим льдом.
— Где ты получал образование? — бросаю язвительно. — Столь вопиющая безграмотность возмутительна.
Он грубо тянет меня за волосы, мгновенно добиваясь предельной откровенности.
Вскрикиваю от боли, не претендую на партизанскую стойкость, выдаю военную тайну скороговоркой:
— Это когда член заталкивают в горло до упора, перекрывают доступ кислорода, чтобы вызвать рефлекс кашля, и обильно кончают. В итоге сперма выходит через нос, типа как огонь из дракона.
Жду флэшбэк.
Упс, фидбэк.
Тишина.
Мрачная и гнетущая.
Ну, хоть какой-то «бэк» сегодня будет? Прилетит обратка или нет? Заждалась уже, все нервы извела.
— Откуда такая поразительная осведомлённость, — с расстановкой произносит фон Вейганд, будто сетует на мою испорченность.
— Откуда полнейшее отсутствие удивления, — парирую в тон ему, мысленно составляю схему причин и следствий, быстро дохожу до кипения и гневно восклицаю: — Пробовал? Проворачивал подобные штуки?!
— Если я поведаю обо всём, что пробовал и проворачивал, тебя будет тошнить до конца дней, — сообщает доверительно.
Супер.
В общем, не углубляемся.
Ибо многое хочется забыть, а не выходит.
Краткий пересказ «Зелёного слоника». Большую часть «Сербского фильма». Школьный выпускной бал.
Оставим щепотку интриги на будущее, не будем глубоко копать и вдаваться в пикантные подробности.
— Подкованностью обязана исключительно одногруппнику Ярославу, — исповедуюсь как на духу. — Парень обожал болтать и хвастаться. Нафиг скучную пару по лексикологии, даёшь больше трэша. Леониду никогда не сосала. С остальной кучей потенциальных кавалеров тоже ничего не сложилось. Прости. Порадовать нечем.
Отпускает, лениво перебирает пряди моих волос, но уже не тянет так, будто пытается срезать скальп, не вынуждает истошно орать.
— Сними простынь, — повелевает коротко.
— Чего? — безбожно туплю.
— Избавься от дурацкой тряпки, — объясняет доступнее. — Это очень меня порадует.
— Размечтался, — роняю надменно. — Не вижу ни тряпок, ни простыней. Лишь благородное императорское облачение.
— Прекрасно, — не спорит. — Значит, снимай тогу.
— Обломись, закатай губу обратно, не для ничтожного плебса розочка цвела, — не скуплюсь на патетизм. — Впрочем, в честь величайшего празднества милостиво позволю облобызать золотые сандалии её сиятельства. В сей знаменательный день наше превосходительство…
Дальнейшие титулы перечислить не удаётся. Лебединая песнь обрывается на самом интересном месте. Осекаюсь, застываю неподвижно, с ужасом наблюдаю за тем, как жуткий монстр терзает белоснежную материю, разрывает тонкую ткань на лоскуты.
Фон Вейганд не слишком уважительно относится к особам голубых кровей.
Хм, поправочка.
Пожалуй, он ко всем относится не слишком уважительно.
Психопат, что с него взять.
Уничтожает роскошное одеяние за считанные секунды, потом принимает расслабленную позу. Будто ничего особенного не произошло. Лежит, чуть приподнявшись, опирается на локти. Внимательно изучает дело своих рук. Ухмыляется.
Очень обаятельный психопат.
— Теперь доволен? — театрально закатываю глаза.
— Не совсем, — отвечает уклончиво.
— Есть идеи, как исправить положение? — изображаю святую простоту.
— Передаю инициативу тебе, — обезоруживает.
Валяй, только потом не жалуйся.
Собираю разметавшиеся по плечам волосы в хвост, перебрасываю на одну сторону, чтобы не мешали.
Склоняюсь ниже, прижимаюсь к фон Вейганду всем телом, выгибаюсь и потягиваюсь будто кошка. Покусываю шею, веду ногтями вдоль позвоночника. Искушаю и ласкаю, разжигаю пламя.
Изнывай от похоти, милый мой.
Страдай, умоляй, погибай.
Хоть раз поменяемся местами.
Ты же не возражаешь.
Слегка отстраняюсь. Развязываю полотенце, выпускаю напрягшуюся плоть на волю. Хрипло бросаю:
— Jawohl, mein Führer. (Так точно, мой фюрер.)
Шалость удалась.
Он едва ощутимо вздрагивает, но ничего не говорит.
Закрепляю успех.
Льну плотнее, начинаю тереться о разгорячённое тело, буквально урчу от удовольствия. Возбуждение стремительно растёт.
Огромный член пульсирует и наливается кровью. Требует куда более изощрённых ласк. Молит о смелых прикосновениях.
Давай скорее, не медли.
Отступаю на краткий миг, беру паузу, дабы набраться наглости. Перевожу дыхание и продолжаю, не останавливаюсь на достигнутом.
Целую фон Вейганда.
Нежно. Небрежно. В лоб, а потом в щеку.
Нарочно издеваюсь. Не тороплюсь приступать к десерту, растягиваю трапезу. Двигаюсь дальше, неспешно исследую и изучаю. Всё ниже и ниже.
По горлу. По груди. Вдоль живота.
Замираю на самом интересном. Закрываю глаза, отключаюсь от реальности. Забываю про страх и смущение.
Остаётся лишь гул северного ветра да вкрадчивый шёпот дождя в ушах. Сердце трепещет, будто путами стреножено. Удар за ударом отбиваются в покрытых испариной висках.
Святость обращается в грязь. Очередная непреложная истина. Чтобы подняться, нужно упасть. Печальная неизбежность.
Адские врата распахнуты, грех уверенно ступает по Земле.
Настал черёд поклониться Сатане.
И я поклоняюсь.
Бесстыдно и безропотно.
Плюю на жалкие стенания гордости, отвергаю скучную мораль. Покоряюсь владыке подземного мира.
Присягаю на верность, жадно и пылко.
Касаюсь вздыбленного члена.
Язык скользит по набухшим венам, оставляет влажный след. Губы смыкаются вокруг каменной твёрдости, заключают в жаркий плен.
Чувствую, как оживает сталь. Под гладкой кожей горит и плавится металл. Скрытая мощь подчиняет и завораживает.
Первобытный зов пробуждён.
На колени.
Словно яркий всполох разрывает мрак.
Ползи.
Точно щелчок кнута о каменный пол.
Нет.
Память раскалывается на части.
Не так быстро.
Ремень обвивается вокруг горла. Стекло вонзается в ладонь. Спина изувечена багровыми отметинами.
Вспышка за вспышкой.
Тьма сгущается.
Но я тоже кое-что умею.
Облизывать и обсасывать, проявлять фантазию, искренне упиваться экстазом любимого мужчины.
Наградой служит леденящий душу стон.
Страстно. Яростно. Угрожающе.
Больше похоже на звериный рык.
Невольно отстраняюсь, отрываюсь от занимательного действа. Нервно сглатываю, кусаю распухшие уста.
— Неправильно? — спрашиваю сдавленно.
В затуманенном взоре хищника невозможно прочесть ответ.
Фон Вейганд не смотрит на меня.
Он меня пожирает.
— Плохо делаю? — уточняю совершенно по-идиотски. — Не нравится?
Краснею и бледнею, меняюсь в лице. Теряюсь, ничего не соображаю, сбиваюсь, не зная, как выразить мысль.
— Сойдёт, — заявляет глухо. — Нормально.
Звучит обидно.
Чуть более, чем полностью.
— Предложи конструктивные идеи, — настраиваюсь на позитив.
Надо подвязывать с нытьём.
Больше не сетую на трудности, не занимаюсь самобичеванием, не жалуюсь. Закаляю характер. Решаю проблемы по мере их поступления.