— Невозможно представить, — заявляю сдавленно.
— Попробуй, — требует глухо.
— Ненормально и противоестественно, — отказываюсь.
— Представь, — повторяет с нажимом.
— Не буду, — бросаю упёрто.
— Уверена? — его брови вопросительно изгибаются.
— Да! — восклицаю запальчиво.
— Поразительная стойкость, — ухмыляется.
Вырывает подушку из моих рук, отправляет подальше, восвояси. Действует грубо и жёстко. Прижимается ближе, толкает на спину, распинает, не позволяя освободиться. Мускулистое тело хищника вдавливает покорную добычу в кровать.
— Значит, прелесть и лапочка? — уточняет сладко. — Зайчик?
— Не меняй тему, — произношу сердито.
— Что хочешь узнать? — спрашивает резко. — Что таким как я опасно отказывать? Что изувечу похлеще Мортона?
— Прекрати, — накрываю ладонью его уста. — Ты не он.
— Верно, — шепчет, обдавая испепеляющим огнём. — Я гораздо хуже. Я тот, кто его свергнет и уничтожит.
— Не спорю, — бормочу чуть слышно. — Лорд обречён.
— Здесь не просто месть, — поясняет вкрадчиво, кладёт свою руку поверх моей. — Здесь карающая длань Господа.
Наши пальцы переплетены, будто прутья тюремной решётки.
И отсюда не сбежать, не выбраться.
Подаюсь вперёд, прижимаюсь губами к железной ограде. Закрываю глаза, чувствую, как слёзы струятся по щекам. Врата мигом распахиваются настежь.
Уста двух измученных странников сливаются в алчном поцелуе.
Кто он?
Бог или орудие Бога.
Вечный страж высшей справедливости.
Не важно, не имеет никакого значения.
Плевать.
Не зверь и не человек. Не хитрый лис, не голодный волк. Не грозный медведь, не царственный лев.
Особая порода, иная каста.
Дикий и неистовый.
Когда фон Вейганд отстраняется, разрывая объятья, не удерживаюсь от протяжного, разочарованного стона.
Не уходи.
Тянусь за ним, словно за глотком воды, за оазисом блаженства посреди бескрайней, выжженной солнцем пустыни.
Умоляю.
Он поднимается и покидает постель, не включает свет, прекрасно ориентируясь в темноте, находит портсигар и зажигалку.
Щелчок и вспышка пламени. Глубокий вдох. Вдох, за который жизни не жалко. Ничего не жалко. В целом мире.
Закуривает.
Жаркий уголёк тлеет в ночи, призрачный дым наполняет пространство вокруг. Терпкий аромат окутывает комнату.
Фон Вейганд не торопится одеться, абсолютно обнажённый подходит к окну.
Мой взгляд прикован к рельефному телу. Хочется коснуться гладкой кожи, ощутить, как моментально напрягаются мышцы, обращаясь в камень.
Переворачиваюсь на бок, поджимаю ноги. Становится зябко. Или это от предвкушения?
Стараюсь укутаться в уцелевшую простыню. Лихорадочный озноб сотрясает меня, не ведая пощады.
А потом хриплый голос разрезает тишину.
Будто ножом.
— Лорд Мортон не сразу прибег к пыткам и насилию. Только после того, как понял, что Диана не способна оценить дар по достоинству. Ни скипетр, ни корона не пробудили интерес.
Невольно сжимаюсь в комочек. Все мысли испаряются, отступают перед безотчётным, бесконтрольным страхом.
Не хочу расшифровывать метафоры.
- Он решил раздвинуть границы её восприятия, — сквозь напускное спокойствие пробивается гнев. — Ломал и перекраивал психику, закалял и выковывал заново, на собственный манер. Проводил опыт за опытом. Долго и методично, пока не надоело.
Можно зажмуриться, плотно смежить веки. Крепко зажать уши, дать обет молчания. Притвориться, точно ничего не произошло.
Но разве поможет?
Встаю с кровати, приближаюсь вплотную к фон Вейганду. Не отваживаюсь обнять, замираю. Безотрывно слежу за тлеющим огнём сигары.
— Что, — говорю практически беззвучно. — Что там случилось?
— Ты знаешь, — отвечает скупо, даже не оборачивается.
— Не думаю, — касаюсь его руки, обхватываю запястье. — Объясни.
Диана Блэквелл незримо присутствует рядом. Возникает между нами, словно тень, отблеск прошлого.
Другая женщина. Чужая и посторонняя. Женщина, которая безумно любит моего мужчину.
В этом не сомневаюсь ни секунды. Слишком хорошо помню телефонный разговор. Столь очевидный намёк не упустишь. Женщина, к которой невероятно сильно ревную. Ибо танец на маскараде до сих пор вонзается в сердце отравленным клинком. Общие тайны, общие планы. Вычеркнуть нелегко.
И всё-таки сейчас мне страшно за неё. Иных эмоций не остаётся. Очень страшно. До одури.
В памяти всплывает фото прекрасной девушки. Длинные, чуть вьющиеся тёмные волосы. Огромные карие глаза. Прямой нос, упрямый подбородок, острые скулы. Пухлые губы. В данное мгновение она выглядит близкой и родной.
Однако чернота поглощает снимок, полностью стирает контуры, будто ничего никогда не было.
Прерванная жизнь.
Сегодня мир у твоих ног, кругом лишь приветливые улыбки и бурные овации, ты окружён друзьями, развлекаешься на гребне славы, соришь деньгами, принимаешь комплименты. А завтра идеальная реальность обращается в пепел, в прах у ворот Ада, и никто не вспомнит о тебе, сколько не зови на помощь.
Никто и не подозревает, что ты ещё здесь, на этой планете. Жестокая ирония, коварная насмешка судьбы.
— Я уже рассказывал, — хмыкает фон Вейганд, изучает меня горящим взглядом. — Совсем недавно.
— Нет, я бы не… — говорю и осекаюсь.
Жуткая догадка озаряет сознание.
Нет, не верю.
Так не бывает.
Перебор.
Такое никогда не произойдёт по-настоящему. Нелепые слова, дурная шутка, не более. Вздор, дабы припугнуть и застращать, выгнать с частной территории.
Правда?
Пожалуйста, скажи, что правда.
— Поняла, meine Kleine, (моя маленькая) — кивает. — Вижу, поняла.
— Нет, нет, — повторяю точно заклинание, отрицательно мотаю головой, яростно отринув факты. — Невозможно.
— Наивное создание, — укоряет мягко, сбрасывает мою руку, затягивается сигарой.
— Издеваешься? — спрашиваю с затаённой надеждой.
— Отнюдь, — звучит ровно, ни капли сарказма.
— Бредовое дерьмо про собаку, — нервный смешок вырывается из горла и замерзает на губах. — Дебильная фантазия? Ошейник, поводок, команды. Ты серьёзно? Прогулки по саду, лай, плеть в зубах. Прикалываешься? Кто творит подобный п*здец в реале?
— Это невинная шалость, — пожимает плечами. — Если сравнить с остальным, далеко не самое жуткое.
— То есть? — выдыхаю судорожно. — А что тогда, бл*ть, самое жуткое? Бубонная чума? Проказа? Казнь «кровавый орёл»?
Моё истеричное красноречие не находит никакого отклика.
Фон Вейганд молча курит, не спешит реагировать. Смотрит прямо перед собой. Либо в окно, либо в пустоту.
Он знает ужасную историю от и до, в курсе всех мелочей. Только рассказывать не желает, не готов пролить свет на события давно минувших дней.
Почему? Бережно хранит чужой секрет? Скрывает нечто большее?
Господи.
Как же я раньше не заметила. В погоне за деталями упустила главное.
Содрогаюсь от неожиданного открытия.
Меня обдаёт кислотой. Изнутри. Гнетущее чувство зарождается в груди, стремительно распространяется дальше, струится по венам, пропитывает насквозь, пульсирует в такт рваным толчкам крови.
Жертвы изнасилования редко обращаются в милицию. Им хочется скрыть позор любой ценой. Они боятся огласки, пытаются совладать с кошмаром в одиночку, даже очень близким людям ничего не говорят, не ищут помощи.
Вспоминая прошлое, точно переживаешь всё заново, по второму кругу. Каждый миг, каждый оттенок эмоций. Вихрь ярких вспышек захлёстывает.
Парализующий страх. Омерзение. Утрата контроля над собственным телом. С этим трудно справиться. Поведать об этом ещё труднее.
А если речь не просто о насилии?
Не единственный эпизод, не отдельный кадр. Бесконечная цепь экзекуций. Крайняя степень изуверства. Уничтожение личности. День за днём.
Кому признаешься? Кому раскроешь жуткие подробности? Кому изольёшь душу, словно на исповеди?
Тут мало родственных связей, дружбы тоже не хватит. Нити истины искрят, будто оголённые провода. Выдержит лишь избранный.
Так кто же фон Вейганд?
Кто он для Дианы?
Blodørn.
Лезвие плавно скользит по спине. Мои рёбра рассекают и разводят в стороны, лёгкие извлекают, вытаскивают наружу, чтобы выглядело красиво. Похоже на крылья.
Травматический шок. Пневмоторакс.
Падаю, зависаю в невесомости. Не дышу, горло забивает стальная пыль.
Согласна, викинги знают толк в развлечениях. Прошу любить и жаловать — «кровавый орёл». Всем понравится. Наверное. Посмертно.
— Мы встретились несколько лет назад, нас свёл общий знакомый, — заявляет, разрывая паузу на части. — Я был заинтригован. Девушка, которой удалось выбраться на волю, выжить вопреки стараниям лорда.
Затягивается и медленно выпускает дым.
— Девушка, которая обладала важной информацией, бесценными данными, — лёгкая улыбка играет на устах, а в тёмных глазах разверзается бездна. — Но возникла проблема.
Крупная ладонь ложится на мою макушку, нежно поглаживает, практически по-отечески. Опускается ниже, зарывается в спутанные пряди, тянет, вынуждая запрокинуть голову назад.
— Когда человек долгое время проводит в плену, ему сложно сбросить кандалы. Тело не скованно, однако разум томится в заточении.
Пальцы неторопливо скользят вдоль подбородка, а потом замирают и сжимают, заставляя дёрнуться. Сигара опять пылает слишком близко.
Безжалостный огонь и льдистая ласка. Грани стираются, плавятся в борьбе необузданных стихий.
Падаю вниз, растворяюсь в обсидиановой черноте.
Я зажата в жестоких руках палача. Будто в тисках. Вижу собственное отражение и теряюсь в приступе конвульсивной дрожи. Цепенею. Затихаю, охваченная паникой.
Боюсь перевернуть страницу, постичь запретное, прочесть крамольные строки из книги судеб.
— Диана не страдала от ночных кошмаров, не мучилась угрызениями совести. Не каялась в содеянных грехах. А содеять ей пришлось очень многое. Чтобы выбраться из ада, нужно миновать все его круги, — невесомая улыбка тает, превращаясь в оскал. — С чистыми руками выйти не получится. Только пробивая путь, прогрызая, прокладывая тропу из плоти, крови и костей. Желательно чужих. Каждое испытание оставляет рубец в душе. И знаешь в чём загвоздка?