Кажется, он таки расстроен. Слегка. Самую малость.
Сурово сдвинутые брови. Горящие глаза, в которых неумолимо плавится арктический лед. Полные губы, сжатые в одну четкую линию. Напрягшиеся до нервной пульсации желваки. Выражение лица как у хладнокровного убийцы.
Хотя это его привычный режим. Спокойное состояние. Равнодушное. Флегматичное. Еще рано переживать.
Фон Вейганд приближается ко мне вплотную. Неотвратимо. Неизбежно. Накрывает мрачной тенью. Нависает несокрушимой скалой.
Он поднимает руку, заносит над моей головой, будто для удара. Властный, порывистый жест. Угроза, ощутимая кожей. Осязаемая. Продирающая до нутра.
Невольно вздрагиваю. Очень стараюсь слиться в единое целое со стеной позади. Мигом вжимаюсь в гладкую поверхность, буквально врастаю туда.
Сейчас это произойдет. Сейчас он убьет меня. Точнее, сперва ударит, врежет наотмашь, а потом…
Но фон Вейганд просто проводит ладонью по воздуху. Прямо перед моим лицом. Точно ласкает. Жутко. Пугающе. Странно. Как тогда. В гребаном подвале. Накануне казни.
Супер. Теперь самое время упасть в обморок. Давай, рухни камнем вниз.
— Твоя взяла, — говорит мой палач.
И опускается на колени. Склоняет голову. Трется щекой о мой голый живот, накрывает бедра крупными ладонями.
Что происходит?
Хитрый план. Трюк. Очередная изощренная издевка. Подкат с подставой. Новый виток безжалостной и беспощадной игры.
Я не понимаю. Не верю. Не покупаюсь.
Как?!
Потираю взмокшие виски, отчаянно пробую разогнать кровь, что в жилах застыла вековечным льдом. Смотрю на свои ладони, словно вижу впервые. Изучаю змеей вьющийся шрам.
Неужели это фон Вейганд хотел показать?
Теперь. Тогда. Всегда.
Я сумею остановиться. Чую грань. Я замру за чертой. Только верь. Откройся и покорись, подчинись моей темной воле. До последнего вздоха. До капли крови.
Тайный знак. Метка. Судьба.
У нас одинаковый шрам. Путь один. Сквозь пекло к небесам. И обратно. По порочному кругу. Опять и опять. Связь нельзя разорвать.
Кем бы не были. Где бы не жили. Нас будет тянуть. Тело в тело. Плоть в плоть. Неудержимо. Не красной нитью. Ножом. Друг в друга.
Столько боли. И слез. Ран. Внутри и снаружи. Шепот сбитого пульса становится глуше и глуше.
Кружим в танце. На жизнь и на смерть. Враждуем. И дружим. Выгрызаем надежду посреди зимней стужи.
Мы не тлеем. Гибнем. Горим. Не каждый поймет. Одобрит. Оценит. Почему столь сильно влечет погребальный костер.
Нет конца. Нет точки. За каждым обрывом таится начало.
Свет и тьма. Просто слова.
А чувства выше. Всегда.
— Я не… — осекаюсь.
Не знаю, что сказать. Правда. Без шуток. Не каждый день мужчины опускаются передо мной на колени. Особенно «фон Вейганды».
Первый раз такое, если честно.
Ноги слабеют. Подрагивают. Подгибаются непроизвольно. Сами собой. Чисто по мановению рефлекса.
Я хочу скользнуть вниз. К нему. Там мое место. Рядом с хозяином. С моим жестоким господином.
Но он не позволяет. Предугадывает движение. Пресекает. Сдавливает бедра пальцами, не дает принять привычное положение. Запрещает падать ниц.
— Я… — всхлипываю. — Я тебя ненавижу.
— Сильно? — спрашивает, чуть отстраняясь, заключает мой затравленный взгляд в горящий капкан своего взгляда.
— Бешено, — судорожно выдыхаю. — До безумия.
— Я тебя тоже, — криво ухмыляется и снова прислоняется ко мне, трется щекой о живот, о бедра, царапает нежную кожу щетиной, хрипло прибавляет: — До одури.
Он у моих ног.
Он.
Александр фон Вейганд.
Когда я проснусь? Очнусь. Сброшу путы сладких иллюзий. Когда вернусь в настоящую реальность? В боль. В кровь. В холод. В затхлый подвал.
Моргаю. Часто-часто. Лихорадочно мотаю головой.
Ничего не изменяется. Ни единого фрагмента.
Сколько я мечтала об этом моменте?
Гордый ублюдок передо мной на коленях. Склоняет свою упрямую бритую башку. Дарует неограниченную власть. Признает поражение. Вручает бразды правления.
Проклятье. Раз все и правда так. Откуда горечь?
— Пойдем, — говорит он, поднимается, снимает свой темный пиджак и набрасывает на мои дрожащие плечи, запахивает плотнее, скрывает наготу.
— Куда? — едва шевелю губами.
— Туда, где сбываются мечты, — раздается обезоруживающий ответ.
Фон Вейганд подхватывает меня на руки, не дожидаясь реакции. Легко и быстро, без долгих церемоний. Ощущение, будто горло вмиг перехватывает ледяной обруч. Сталь пленяет трепещущее тело холодными кольцами. Даже сердце не бьется.
Бог. Дьявол. Нет. Этот мужчина владеет мною. Всегда. Везде. Безраздельно.
Я живу. Лишь в его руках. Я дышу им. До скончания веков. И дальше. В бездну. В пропасть. В разлом на границе нашего мира.
***
Я начинаю что-то подозревать, когда мы пересаживаемся в карету. В такую здоровенную позолоченную карету с гигантскими сверкающими колесами, ангелочками на крыше, резными вензелями и различными замысловатыми цветочками, выполненную в стиле лучших традиций зажравшихся средневековых аристократов. В самую настоящую и реальную карету, которую я когда-либо встречала.
Конечно, дорога от аэропорта до центра города в одном лишь пиджаке заранее задавала грядущему вечеру весьма нескучный тон. Однако заднее сиденье заурядного «Бугатти» никоим образом не идет в сравнение с натуральным предметом роскоши, изысканным и воздушным, невесомым облаком, парящим над кромкой земли.
Чего греха таить? Фон Вейганд полон сюрпризов. Сегодня ты любовница романтичного шефа-монтажника, а завтра шлюха жестокого барона-садиста. Разгон между образами происходит за пару секунд. Наслаждайтесь, не переключайте канал.
— А? — выдаю не слишком осмысленное замечание.
Ну, что поделать. Мои предки жили в землянке. Регулярно отдаю дань своим корням, не стоит забывать древние семейные традиции.
— Там закрытая пешеходная зона, — невозмутимо поясняет фон Вейганд. — Исторический квартал. Другой транспорт строго запрещен.
Если честно, не припоминаю здесь ничего подобного. Хотя пофиг. Не важно.
— Эм, — балую многообразием эмоциональных оттенков.
Взираю на лошадей, приоткрыв рот. Красивые и грациозные создания. Благородные. В отличие от некоторых. Еще и принаряжены в попоны.
— Ох! — выдыхаю пораженно, заметив элегантного кучера.
Наверное, пора создавать персональный словарь.
— Прошу, — говорит фон Вейганд и осторожно усаживает меня внутрь, располагает посреди стенок, обитых кроваво-красным бархатом. — Я рад, что тебе понравилось.
Хорошо, когда твой парень полиглот. Не нужно искать переводчика. Всегда сам все поймет с полуслова. Удобно в хозяйстве. И вообще.
Звонкий цокот копыт по мостовой. Мерное покачивание экипажа. Пусть даже мы катимся прямиком в адское пекло, ощущается это довольно приятно.
Высовываюсь в окно, изучаю окрестности. На улице ни единой души. Пустота. Царство ночи. И вроде закономерно, время позднее, но обычно тут люди бродят и за полночь.
— Знаешь, события развиваются слишком быстро, — откидываюсь назад, устремляю суровый взор на своего извечного мучителя.
Хранит молчание. Выжидает.
— Я тебя еще не простила, — заявляю строго.
Выразительно выгибает брови.
— Сперва ты должен годами вымаливать прощение, ползая по раскаленным углям и битому стеклу. Попеременно. А я понаблюдаю и решу, стоит ли изменить гнев на милость, — вхожу во вкус. — Я стану сильной и независимой. Научусь себя ценить. Я обещала читателям.
— Читателям? — уточняет вкрадчиво.
Черт, спалилась.
— Ну, воображаемым ценителям моих неординарных мыслеизвержений, — расплываюсь в своей излюбленной улыбке сладкой идиотки. — Не думаешь же ты, что я описываю наши безумные отношения в книге, а потом выкладываю этот поток сознания в сеть? Кто бы в здравом уме стал рассказывать, как его насиловали вдоль и поперек, втаптывали в грязь, истязали и унижали, низвергали до состояния пыли? А кто бы стал такое читать?
— Надеюсь, никто, — криво усмехается фон Вейганд. — Иначе пришлось бы устранить каждого свидетеля.
— Ха, — нервный смешок. — Шутишь?
— Я должен поддерживать имидж… маньяка-затейника.
Вот ведь заявка.
Об него обжечься можно. Жаркая ухмылка психопата. Стылый лед в черных глазах. То пламя, то холод. И табуны мурашек в подарок.
Напомните, зачем я пыталась скрыться от этого шикарного мужчины?
— Не придавай значения моим дурацким словам, — истерически посмеиваюсь. — Я чокнутая. Больная на всю голову. Другая бы уже убегала прочь. А я все чуда жду. Перерождения. И видимо, даже подыхая от твоих рук, уперто продолжу в лучшее верить. Идиотка.
Да. Точно. Вечно забываю, он чуть меня не убил.
Но прошлое принято оставлять в прошлом.
Предлагаю начать с чистого листа.
Карета паркуется. Аккуратно. Плавно. Без свиста тормозов. Лишь копыта мягко ударяются о мощеную брусчаткой дорогу.
Толкаю дверцу, выскальзываю на свободу. Жадно ловлю ртом прохладный воздух. Очень пытаюсь остыть изнутри. Очнуться. Побороть утробный ужас.
Фон Вейганд здесь. Рядом. На расстоянии выстрела. Даже ближе. На расстоянии удара. И пусть на коленях, все равно выше. Выламывает границы. Сжимает в железных тисках.
Он мой хозяин.
Я… его. До нутра. С потрохами.
А вы когда-нибудь врастали в другого человека? Кровью и плотью. Мясом. Костями. До корней. И глубже. Безнадежно.
Ступаю на землю босыми ступнями. Совершаю шаг за шагом. Оглядываюсь по сторонам, вглядываюсь во мрак.
Скажите. Вы когда-нибудь прощали? То, что простить невозможно. Нереально. Прощали, предавая себя. Свой собственный хребет ломая. Бросаясь в объятья безумия.
Вздрагиваю и оборачиваюсь на звук.
Шорох крыльев. Откуда?
С трудом различаю контуры окружающих зданий. Освещение нынешней ночью выдается уж слишком скудным. Ничего не выходит разобрать.
А звук становится все отчетливее. Неумолимо приближается вплотную. Стремительно нарастает.