— Издеваешься? — не дышу.
Реальность плывет. Покачивается. Взор застилает пелена. Густая, вязкая, тошнотворная. Желудок скручивает в морской узел.
Четыре месяца. Три дня.
Что он несет? Как?
— Нас не могли расписать без… — начинаю фразу и затыкаюсь.
Могли, конечно.
Мое присутствие не требуется. Мое согласие также очень мало значит. Главное — его желание. Воля. Безграничные возможности.
Боже. Отсюда не выбраться. Ловушка захлопнута. До гранитной плиты. До смерти. Ха, дальше. На веки вечные.
— Я думал, ты захочешь красивое торжество, — говорит фон Вейганд. — Поэтому не стал посвящать во все детали сразу.
— Подожди, — растираю заледеневшие ладони, забываю прикрывать наготу, пульс бьет по вискам настолько сильно, что практически не различаю собственный голос. — Выходит, пока меня зашивали во всех местах, ты занимался женитьбой. Организовывал брак с каждой из доступных тебе Лор. Без моего ведома. Без малейшего намека. Верно?
— Да, — коротко и четко, никаких прикрас.
Даже не пытается оправдываться. Незачем. Не ощущает вины, не замечает косяков. В упор не видит проблему. Всегда доволен результатом собственных поступков.
Что тут сказать? Что противопоставить?
Ты не имел права. Ты должен был обсудить все со мной. Так никто не поступает. Это настоящее варварство. Дикость.
Давай. Подразни одержимого зверя своими логичными доводами и аргументами. Позабавь. Повесели. Развлеки трескотней.
Он владеет тобой. Никогда не станет ничего обсуждать. Привык поступать как пожелает. Варвар. Дикарь. Хищник. Его не исправить. Такова животная природа.
Как теперь быть? Как вырваться? Выбраться. Выползти. Разорвать цепь.
Бежать — вот твой единственный выход. Опять. Вечно.
Вряд ли фон Вейганд станет рассматривать вариант цивилизованного расставания. Вряд ли позволить осуществить развод по обоюдному согласию сторон. Вряд ли вообще из подвала выпустит.
Господи. О чем я размышляю? Какая глупость. Он не допустит повторного побега. Учтет каждую деталь. Без шансов. Больше не сбегу.
— Я представляла все по-другому, — выдаю тихо. — Нельзя же так сразу. Нам обоим нужно время. Пожить рядом без обязательств, обговорить новый формат отношений. Взвесить «за» и «против», понять, стоит ли решаться на столь серьезный шаг, как брак.
— Брак ничему не помешает, — заявляет с пугающей невозмутимостью. — После свадьбы можем сколько угодно все обсуждать.
— Обычно люди делают это перед свадьбой, — вымученно улыбаюсь. — Сперва встречаются, ухаживают друг за другом, живут вместе, притираются, долго говорят, а потом заключают официальный союз.
Фон Вейганд подходит ко мне вплотную, снимает цепочку со своей шеи, дергает, разрывая звенья, освобождает из плена серебряное кольцо и надевает на мой безымянный палец.
Размер подходит. Ничего подгонять не надо. Совершенство. Точь-в-точь. Идеально.
Тогда почему так страшно?
По венам течет жидкий лед. По коже струится дичайший озноб. Грудь обдает кипятком. Изнутри. Безжалостно.
Я хочу закричать. Сорвать кольцо. Отбросить подальше. Разодрать железные оковы раз и навсегда. Содрать холодные кандалы. Разбить рабские цепи. Сжечь, обратить в пепел.
Хочу. Хочу. Хочу.
Но даже не двигаюсь. Не дергаюсь. Не шевелюсь. Чуть дышу. Лишь открываю рот, с огромным трудом разлепляю губы и молчу.
— Я должен был сделать это сразу, — хриплый голос пронизывает до костей, пробирает так мощно и сильно, что тысячи раскаленных иголок враз входят под озябшую кожу. — В нашу первую встречу. Надеть кольцо. Забрать тебя навечно.
Взираю на тонкую полоску металла, сковавшую палец. И как ни пытаюсь, не могу увидеть ничего омерзительного или отталкивающего. Не ощущаю брезгливости.
Это память о его погибшей матери. Талисман, который она вручила накануне первого морского рейса. Вещь от самого родного и близкого на свете человека.
Бриллианты можно легко отправить на помойку. Смыть в унитаз без тени сожаления. Швырнуть в первую попавшуюся на дороге урну.
А это… это так просто не снять.
Он носил его на груди. На цепочке. У сердца. Годами. Берег. Чтобы помнить о разнице. О разломе. Между голодным дьявольским зверем и обычными смертными людьми.
— Алекс, — едва выдыхаю. — Я не знаю. Правда. Я не смогу. Я не та женщина, которая тебе нужна. Я же не сумею простить ни тебя, ни себя, если…
— Ты моя, — обрывает фон Вейганд.
Поднимает истерзанный пиджак, набрасывает на трепещущие плечи, плотно запахивает, закрывает обнаженную плоть. Крепко обнимает, обдает жгучим жаром. Окутывает своим сводящим с ума запахом. Отнимает волю к сопротивлению. Подавляет и порабощает.
— Моя женщина, — шепчет на ухо. — Моя жена.
— Алекс, — роняю сдавленно, мотаю головой.
— Моя, — припечатывает, точно могильной плитой.
Заключает в объятья, подхватывает на руки, уносит прочь. По мрачным коридорам, по полутемным помещениям. Прямо на улицу. В черноту. В ночь.
Впрочем, здесь довольно светло.
Праздник продолжается. Никакого намека на траур. Фейерверк идет полным ходом. Не прекращается ни на секунду. Ослепительные искры разлетаются по небу, будто брызги шампанского. Каскады ярчайших огней. Буйство красок.
Зрелище вмиг завораживает.
Мириады всполохов. Словно драгоценные камни взлетают ввысь и прорезают тьму разноцветным, искристым сиянием. Пальба лишь нарастает.
А потом раздается пронзительный звук.
Торжественный. Триумфальный. Праздничный.
Черт раздери. Это же фанфары. Самые настоящие.
Дежавю.
Дивное. Дикое. До дрожи пугающее.
Что-то пробуждается на задворках памяти. Оживает. Скребется. Рвется на свободу, на поверхность. И тут…
Прямо по курсу возникает торт.
Моргаю. Очень стараюсь прогнать навязчивую галлюцинацию. Сегодня было совсем не до еды, поэтому мой разум явно плывет, играет злую шутку.
Проклятье.
Разрази меня гром.
Это действительно торт.
Огромный. Просто гигантский. Размером с одноэтажный дом.
— Нравится? — вкрадчиво спрашивает фон Вейганд.
И опускает меня на землю рядом с десертом.
Закрываю глаза. Потираю веки ладонями. Долго. Тщательно. Напрасно ожидаю, будто мираж исчезнет без следа.
Здоровенный свадебный торт не собирается никуда уходить. Не тает в пространстве. Не развеивается по ветру, словно дым. Упрямо остается на месте. Уничтожает остатки моего самообладания.
Нежный. Белый. Кремовый.
Очень соблазнительный. На вид.
Многоярусный. Обвитый замысловатыми узорами. Украшенный оригинальными элементами декора.
Тут и ангелы. И цветы. И лебеди. Даже озеро есть. Из глазури. А еще перламутровые жемчужины размером аккурат с мою бедовую голову. Короче, целый комплект смелых кондитерских фантазий.
— Ну, только стриптизерши не хватает, — наконец выдаю вердикт. — Точнее — стриптизера. Хотя здесь и полная бригада танцоров поместится без проблем. Можно реальный клуб замутить. Когда развратные ребята начнут выскакивать отсюда в залихватском танце?
— Такого ты не заказывала, — ровно замечает фон Вейганд.
— Как будто остальное…
Замолкаю. Зажимаю рот. Заглушаю крик, рвущийся из нервно вздымающейся груди. Судорожно озираюсь по сторонам. Осознаю суть.
Никаких стриптизеров. На подобное пожелание дури не хватило.
Но остальное. Все! Все до мелочей. До малейших деталей. Я и правда прежде озвучивала в качестве заказа.
Карета. Голуби. Фанфары. Фейерверк. Долбаный торт размером с одноэтажный дом.
Вот. Получите. Распишитесь. Глотайте. Не подавитесь.
Пышная свадьба в финале. М-да. Я сие действо чуток иначе представляла.
Во-первых, мы уже давно и благополучно расписаны. Теперь чисто имитируем процесс бракосочетания. Отыгрываем роли до конца.
Во-вторых, мечты должны оставаться мечтами. Поверьте на слово. Не проверяйте.
Голуби возвращаются. Эти мерзкие твари… хм, милейшие создания сурово и беспощадно обгаживают праздничный десерт, что как бы дополнительно намекает: ничего сладкого и приятного наш союз не ждет, а все светлое рано или поздно превратится в дерьмо.
Мир веками наслаждался «Чеховским ружьем». Давеча к нему добавился не менее яркий и любопытный «Тарантиновский огнемет».
Сама судьба готовила меня к этому.
Рок. Фатум. Каждый шаг на протяжении долгих лет вел вашу покорную слугу именно сюда. Прошу любить и жаловать. «Торт от госпожи Подольской».
— Алекс, — говорю я. — Ты лучший.
Беру его за руку. Хлопаю ресницами. Преданно взираю прямо в горящие черные глаза. Широко улыбаюсь. Буквально искрюсь от безграничного счастья.
И толкаю гада в торт. Изо всех сил. Не ведая жалости. Наваливаюсь сверху. Проламываю мягкую бисквитную стену. Погружаю нас в десерт. Закапываю в сладчайших слоях.
Крепко стискиваю кулаки. Гневно молочу по широкой груди. Выпускаю истинные чувства на волю.
— Самый лучший ублюдок! — больше не сдерживаю яростные вопли. — Подонок. Скотина. Сволочь. Урод! Да у тебя, гребаного психопата, в любой категории пальма первенства. Да чтоб ты…
— Спасибо, — его губы растягиваются в улыбке.
— Чего? — даже перестаю избивать врага, застываю от удивления. — Одурел? Ты… ты слышал? Или оглох?
— Я рад, — перехватывает мои запястья, переплетает наши пальцы.
— Чему? — спрашиваю глухо.
— Ты не боишься меня, — усмехается шире. — Опять.
Невозможный мужчина.
Невероятный. Непостижимый.
Неукротимый. Неистовый. Неудержимый.
Не… ненавистный.
Да. Именно так я должна думать. И чувствовать. Должна. Попросту обязана. Но почему с ним всегда настолько трудно?
Я достаю козырные карты. А он выбивает колоду из рук. Уводит почву из-под ног. Отбирает опору. Рушит абсолютно всю мою оборону. Медленно. Методично.
И самое ужасное, даже покрытый кремом и усыпанный обломками бисквитного коржа, фон Вейганд не выглядит глупо.
Бл*дь. Где справедливость?
Он толкает меня. Легко. И в то же время властно. Переворачивает на спину. Осторожно. Мягко. Оказывается сверху. Вдавливает в свадебное лакомство. Окунает в сладость.