Вероятно, мне стоило быть более рассудительной, подумать о безопасности ребенка и том, что лорд-псих совсем не прочь пополнить запасы выигрышных карт.
Но рассудительность — линия, проходящая параллельно моему характеру. А, впрочем, скоро это проявилось особенно наглядно.
***
Вооружившись вожделенной сумочкой, я направилась в ювелирный. Сутенер отлучился по своим грязным делам, охранники организованной толпой растеклись по периметру, ни на миг не выпуская объект в поля зрения. После случая в Дубае у нас произошла оперативная смена кадров и ужесточение рабочих критериев, что поначалу изрядно раздражало, а по концу, когда мне пришла светлая мысль подкупать продавцов, не вызывало особых эмоций.
— Baroness, it is a pleasure to meet you, (Баронесса, приятно встретить вас,) — идеальное произношение, что не редкость для коренных жителей.
Фокусирую взгляд, улыбаюсь, возвращаю учтивое приветствие.
Какая неожиданность, леди Блэквелл.
Ухоженный вид статной дамы претерпел значительные изменения. С красавицы порядком стерлась позолота. Огонь в глазах померк, четче обозначились морщины, щеки заметно впали, не накрашенные губы слились в одну тонкую практически бесцветную линию. Но удивляет другое — стойкий перегар, запах родного города, столь часто пропитывающий утреннюю маршрутку и шлейфом льющийся из каждого встречного генделя.
Пока обмениваемся стандартными репликами о погоде и местных новостях, продолжаю гадать о причинах плачевного состояния старой знакомой.
— Do you remember that I’ve invited you to my place? (Помните, я приглашала вас в гости?) — леди Блэквелл доверительно склоняется ко мне.
— Yes, it was very kind of you, (Да, очень любезно с вашей стороны,) — очень стараюсь не отпрянуть от ее алкогольного парфюма.
— Will you have a chance to come? (У вас получится прийти?)
Ох, сомневаюсь.
— I don’t think it is a nice idea… (Не думаю, что это хорошая идея,) — начинаю мямлить в типичной извиняющейся манере.
— You are worried because of Guy. (Волнуетесь на счет Гая.)
Скорее на счет его чокнутого папаши.
— But he is out of the city, (Но он не в городе,) — флегматично произносит женщина. — I live alone now. Even without servants. I fired them yesterday. (Сейчас я живу одна. Даже без слуг. Уволила их вчера.)
Мне кажется или эффект обильных возлияний все еще держится? Взгляд пустой, а движения заторможены и неуклюжи.
— What happened? (Что случилось?) — действительно занятно. — I hope nothing serious. (Надеюсь, ничего серьезного.)
— It’ll take the whole day to tell, (Долго рассказывать,) — продолжает все тем же тоном, без выражения эмоций. — I’ll find the new anyway. (В любом случае, найду новых.)
— Lord Morton may help you. (Лорд Мортон может помочь вам.)
Брат обязан поддержать сестру в столь важном вопросе, однако судя по выражению лица Кэролайн, она явно придерживается иного мнения.
— I mean he may send his servants to help, (Я имею в виду, что он может отправить своих слуг помочь,) — поясняю доступнее.
— I’d better die than accept something from that man, (Я лучше умру, чем приму что-нибудь от того человека,) — гневно шипит леди Блэквелл, оживляясь и трезвея в мгновение ока.
Впрочем, буря быстро стихает. Женщина берет себя в руки, придает вымученной улыбке толику доброжелательности.
— I still have a driver, he can come to… where do you stay? (У меня все еще есть водитель, он может приехать… где вы остановились?) — произносит она. — I’d love to talk to you but not here. (Я бы с радостью поговорила с вами, но не здесь.)
Конечно, порог ювелирного магазина в гигантском торговом центре — не самое удачное место для интимных бесед.
— There is no need, (Нет необходимости,) — затрудняюсь с решением: — I have my own driver. (У меня есть собственный водитель.)
С одной стороны дама под газом и желает болтать, вполне способна поведать мрачные тайны аристократических семейств. С другой стороны — лорд-псих, которого менее всего мечтаю встретить.
— My address and phone number, (Моя адрес и номер телефона,) — протягивает карточку. — Please, call me in advance if you are going to come. (Прошу, позвоните заранее, если соберетесь прибыть.)
— I’ll try but I can’t promise, (Постараюсь, но не могу обещать,) — принимаю ценные данные, изучаю контакты.
Элитная многоэтажка. Скромно, зато со вкусом. Наверняка, рядом есть чудный бутик, где можно будет технично смыться.
— I’ll wait, (Буду ждать,) — кивает леди Блэквелл. — Thank you. (Благодарю.)
Не успеваю проанализировать ситуацию, потому как рядом возникает облегчившийся от тягот жестокого мира Андрей.
— О чем вы говорили? — плюет на прелюдии.
— Она пригласила меня на семейный ужин, лорд Мортон включен бесплатно, — радостно сообщаю почти правду.
— Он принципиально не посещает ее ужины, — сутенер прокалывается с откровенностью, однако спохватывается молниеносно: — Ваши шутки повторяются.
Фильтруй базар, мои каламбуры искрометны и уникальны.
— Где? — взираю на него с угрозой.
— Опять про лорда.
— Зарплатный день и семейный ужин — разные вещи, не придирайтесь к мелочам. Черт, сплошное разочарование, — закатываю глаза, удрученно качаю головой: — Придется отозвать согласие. Этих аристократов не поймешь, не желают видеть собственных родственников.
— Вы о чем? — неподдельное удивление во взоре.
— Почему бы ему не прийти к сестре? — развиваю тему. — К тому же, она проспиртована и явно нуждается в психологической поддержке.
— С чего вы взяли, что она его сестра? — хмыкает Андрей.
— Надеюсь, правильно перевела с английского обращение «тетушка».
Начинаю сомневаться в своих умственных способностях. Хотя давно пора.
— Гай просто зовет ее так, — следует разъяснение. — Естественно, она долго нянчилась с ним, но никакой кровной связи нет. Леди Мортон умерла при родах, практически сразу, а за мальчиком присматривали постоянно сменяющиеся кормилицы, гувернантки и Каро. У нее никогда не было своих детей, возможно, поэтому столь сильно прикипела к парню.
Точно, перед балом в Замке Руж он упоминал, что Кэролайн американка, еще и актриса. Кощунственно думать о родстве с Мортонами, ведь в обществе ее сперва удостоили звания обычной выскочки.
— О чем вы говорили на самом деле? — возобновляется допрос. — Я видел, она передала вам записку. Не надейтесь обмануть…
— Визитка, ничего криминального, — протягиваю ему карточку. — Я же сказала, пригласила на ужин.
Андрей придирчиво исследует улику, прячет в карман.
— Не намерены объясняться со мной, поведаете подробности господину Валленбергу лично.
— Почему, когда ты говоришь правду, никто не верит, а когда наврешь с три короба, люди счастливо ведутся? — возмущаюсь с оттенком риторичности, мастерски совершаю новый экспромт: — Рядовой бабский треп, ничтожно мало интересного, разве только… ваша подружка Каро выгнала всех слуг и собирается продать квартиру, вот поделилась адресом. Считаете, нам выгодна подобная инвестиция?
Сутенер-зануда не торопится отреагировать, задумчиво поглаживает карман, в котором надежно спрятал контактные данные леди Блэквелл, мнит себя умным и сообразительным.
Конечно, ему не стоит знать, что запомнить адрес не составляет труда, а вот трезвонить по номеру никто не собирался. Слишком рискованно использовать личный мобильный, можно одолжить у продажных копов… хм, то есть консультантов.
Но зачем лишние хлопоты?
No guts, no glory (Кишка тонка — слава далека). Устроим сюрприз.
***
Пока фон Вейганд курсировал между City of London и Canary Wharf, я размышляла, почему мы как бомжи живем в отстойной гостинице с видом на мутную Темзу. Почему не расположимся там, где полагается пребывать всем порядочным миллиардерам, в особняке на Kensington Palace Gardens или на худой конец в скромной элитной квартире вроде той, где поселилась леди Блэквелл.
Шучу.
Мысли были заняты гораздо более серьезными вещами. Время шло, живот рос не по дням, а по часам. Рос вместе с клубком лжи, в который превратилась моя жизнь. Миновал срок безопасного аборта, неотвратимо близился момент истины, а я понятие не имела, как именно порадую счастливыми известиями.
— Привет, я беременна.
Дебильно.
— Все произошло неожиданно. Понимаешь, я чисто случайно заметила, что месячных нет уже четыре… месяца.
Дебильно, зато честно.
— Твой дед сказал, будто ты против детей. Твоя жена пускала странные намеки. Слушай, ты же не собираешь убить нашего ребенка из-за абстрактных принципов? Кстати, каких? А то не представляю…
Полный отстой, даже для меня.
В общем, многократно репетировала нужные фразы, но дальше вычитки текста дело не заходило.
Фон Вейганд пропадал днями и ночами. То запирался в кабинете, куда вход жалким смертным строго воспрещен, то уезжал в далекие дали. Редкие эпизоды, в которых нам удавалось пересечься на съемочной площадке, не вдохновляли.
Романтичный шеф-монтажник был мрачен и молчалив. Больше обычного.
Поправка — гораздо больше обычного.
Ни единого слова не срывалось с плотно сжатых уст, а в черных глазах притаились опасные тени. Вроде прежний, но какой-то чужой, неизвестный, словно новая маска моего мужчины.
Охранники косили под мебель, Андрей перестал сладко улыбаться, старался лишний раз не раскрывать рот. Мне тоже приходилось мимикрировать, сдерживаться и не лезть на рожон.
Тайные вылазки по музеям развлекали, помогали справиться с волнением, клином вышибали клин. Однако ненадолго.
Обманчивая иллюзия свободы стремительно растворялась под напором суровой реальности. Ужас отнимал волю капля за каплей, заставлял ощущать себя бесправным животным, загнанным в капкан, стал неотъемлемой частью, въелся в плоть и кровь так, что не вытравишь.
Фон Вейганд не приходил в мою спальню — однозначный плюс.
Явно оформившийся живот несомненно натолкнул бы на подозрения. Сейчас одежда скрывает очевидное. Но как долго сумею протянуть?
Наши отношения замерли на стадии отчуждения — запишем в минус.
Несказанные фразы пожирают робко наметившееся тепло. Эхо незавершенных признаний лишает покоя. Отрывки несыгранных мелодий растворяются в лондонской сырости.
Становится только хуже, страшнее и… холоднее. Приближается зима, настоящая стужа, пробирающая до мелкой дрожи в каждом позвонке. Пронизывающий до костей ледяной ветер приходит, дабы отнять все, что у нас было.