— Ты собираешься убить собственного ребенка, — озвучиваю вслух то, о чем боялась думать.
— Я собираюсь узнать мнение врача, — резко бросает фон Вейганд.
Вокруг пляшут черные точки, тело немеет, содрогается от зашкаливающего напряжения. Еще немного и отключусь от непрерывного кошмара.
«Бежать, бежать, бежать», — пульсирует мантра во взмокших висках.
— Я не рискну твоим здоровьем. Никакого аборта не будет. Если не найдут объективных причин, тебе придется рожать, но брать под опеку это…
Он хочет продолжить, но резко замолкает, заметив мое полуобморочное состояние.
— Пойдем, — ослабляет звериную хватку, подталкивает вперед практически нежно, поддерживает за плечи.
Теряю фокус, не способна оценить положение трезво. Люди расплываются бесцветными пятнами, безликой толпой движутся мимо. Действую на автомате, покорно шествую на заклание.
Просто прелесть.
Рожай на здоровье, сколько душе угодно, только ребенок ему без надобности.
Соберись, тряпка.
Выяви спасительную лазейку. Позже условия содержания ужесточат. Сейчас реальный шанс выбраться, сомневаюсь, что представится иная возможность.
Теория всегда легче практики. Мне удается абстрагироваться только лежа на кушетке, непосредственно перед судьбоносным осмотром.
Амбалы остаются за дверью палаты. Медсестра озвучивает стандартный список вопросов, ведет запись, отмечая галочки в соответствующих бланках, потом появляется врач.
Заорать? Потребовать политического убежища?
Бесполезно.
Все заранее оговорено, никто не поможет. Либо действительно не примут всерьез, либо не захотят принять. Деньги решают все. Меня легко нарежут на лоскуты или расфасуют по стерильным пробиркам прямо в этой идеальной обстановке. Ждать помощи неоткуда, надо полагаться исключительно на себя и природную смекалку.
Приступаем к процедуре УЗИ.
Между тем кипучий мыслительный процесс несколько расслабляет, заставляет обратить внимание на факты, выстроить логическую цепь из вероятных решений.
Вариант один (киношный): отпроситься в туалет на первом этаже, жалобно ныть до последнего, угрожать порчей кожаного сидения в дорогом авто. Охрана вряд ли попрется в дамскую комнату, а я развернусь на полную катушку — по старинке выбью стекло, вылезу через окно и поминай как звали.
Но если охрана таки попрет следом?
Отметаем.
Вариант два (киношно-экстремальный): убежать. В буквальном смысле стартануть с места в карьер, расталкивая локтями незадачливых прохожих, завывая благим матом.
Обречен на провал, если ты не спринтер и не герой боевика.
Еще попытки?
Вариант три (с уклоном в шантаж): схватить скальпель (или любую другую острую штуковину), приставить к яремной вене (своей собственной/врача/медсестры), банально вымогать вертолет и миллион долларов.
Жаль отбрасывать столь оригинальную затею, но подходящее оружие не попадает в поле зрения.
Захватить в заложники аппарат УЗИ?
Вариант четыре (далекий от эстетичности): имитировать припадок. Предварительно раздобыть мыло, чтобы пускать натуральную пену изо рта, отрепетировать судороги, описаться, наконец…
— Have you taken birth control pills? (Принимали противозачаточные таблетки?) — отвлекает врач от важных размышлений.
— No. (Нет.)
Иначе каким чудом попала к вам на прием?
— Аny other medications? (Какие-нибудь другие лекарственные препараты?) — не прекращает любопытствовать.
— Like what? (Например?) — туго въезжаю в суть.
— Anti-depressants, anti-psychotics, corticosteroids, (Анти-депрессанты, нейролептики, кортикостероиды,) — подробно оглашает подозрительный список.
— No, I don’t take anything, (Нет, ничего не принимаю,) — говорю машинально, перевожу затуманенный сомнением взор на фон Вейганда и уточняю: — Right? (Верно?)
Вполне способен подмешать в мою еду тяжелые наркотики. Афродизиаком баловался.
— Right, (Верно,) — подтверждает он, подходит ближе и пристально разглядывает экран УЗИ, повернутый ко мне беспристрастным задом.
— Excessive weight loss or weight gain? (Чрезмерная потеря или набор веса?) — интересуется медик.
— Well, I have lost about five or six kilos some time ago and then I gained three or four kilos during the last months, (Ну, я потеряла около пяти-шести килограмм некоторое время назад, и потом набрала три-четыре кило за последние месяцы,) — отвечаю медленно, чувствую, как потихоньку сдают нервы, и не выдерживаю: — Why do you ask these questions? (Почему задаете эти вопросы?) Is anything wrong with the baby? (Что-нибудь не так с ребенком?)
Смотрю то на вновь удивленное лицо фон Вейганда, то на излишне добродушную физиономию врача.
— There is no baby, (Ребенка нет,) — следует заключение.
Холодно и пусто.
Это у меня внутри?
Видимо, показалось, просто послышалось, рядовая галлюцинация.
— You are not pregnant, (Вы не беременны,) — проясняют доступно.
Экран аппарата поворачивают и милостиво предлагают:
— You can see. (Посмотрите.)
Без докторского диплома не разобраться. Сплошная серая подрагивающая масса и помехи. Тщетно пытаюсь отыскать дитя.
— But it is impossible, (Но это невозможно,) — произносит фон Вейганд, так же отчаявшись обнаружить главную улику. — Her period is delayed. (У нее задержка.)
Замолкает ненадолго и выдает абсолютно идиотское замечание:
— Ты солгала?
Издевается, определенно.
Судит по себе, чертов кретин.
Ненавижу.
— Серьезно так считаешь?! — вспышка гнева буквально подбрасывает вверх, вынуждает стиснуть зубы, сдерживая рвущийся наружу вопль раненого животного.
Осознание накатывает тягучей волной, пропитывает плоть болезненной, парализующей пульсацией.
Нереально, не верю, отказываюсь понимать.
Как? Почему?
Вжимаюсь в кушетку, закрываю глаза, теперь свет выглядит чересчур ярким, ослепляет, вызывает мигрень.
— There are many reasons for a late period, (Существует много причин для задержки,) — мягко продолжает врач. — We should make a blood test to check the level of hormones. (Необходимо сделать анализ крови, проверить уровень гормонов.)
— What reasons exactly? (Какие конкретно причины?) — спрашивает фон Вейганд.
До меня доносятся лишь отрывки предложений.
…резкое изменение веса, интенсивные физические нагрузки, нарушение деятельности щитовидной железы…
…психические и неврологические заболевания, заболевания сердечно-сосудистой системы, травмы…
…прием контрацептивов или других лекарственных препаратов, вызывающих побочные эффекты…
…приводит к отсутствию овуляции и задержке месячных…
…не всегда удается выяснить основную причину…
— She doesn’t have any of all that, (Но у нее нет ничего этого,) — утверждает фон Вейганд, будто самолично исключил вышеупомянутые пункты.
— It may be stress, (Возможен стресс,) — выдвигает теорию доктор.
И прилагает весомые аргументы.
О гипоталамусе, пролактине, регуляции менструального цикла.
Длительные эмоциональные перегрузки не проходят даром, ведут к последствиям разной степени тяжести, неминуемо сказываются на здоровье. Наезды бандитов, бойфренд с наклонностями прирожденного садиста, мимикрия под условия террариума… все это не вносит особой гармонии в распорядок дня.
Врач выдерживает небольшую паузу и добавляет, что велика вероятность развития ложной беременности. Патологического состояния, при котором возникают вполне настоящие симптомы: токсикоз, тяга к странным вкусовым сочетаниям, увеличение груди и живота, даже мнимое шевеление плода.
Трехочковый, попали по всем статьям.
Если раньше фон Вейганд только подозревал, что у меня проблемы с мозгами, то теперь получил вещественные доказательства. Много и сразу, практически не отходя от кассы.
— It will come back to normal, (Все придет в норму,) — ласково убеждает медик.
Нечто такое уже обещал мой воображаемый психиатр.
— We need the results of a blood test to be sure. (Необходимы результаты анализа крови, чтобы убедиться.) Though as far as I can see, your period will resume very soon. (Хотя насколько вижу, ваш менструальный цикл очень скоро возобновится.)
Пожалуй, опущу экскурс в анатомию. Чего-то там назрело, перезрело, лопнуло и сдохло, поэтому скоро благополучно вытечет, а большего для счастья и не требуется.
— So I am not pregnant? (Значит, я не беременна?) — робко подаю голос, закашлявшись после долгого молчания, замечаю гадкую сухость во рту.
С аппаратом УЗИ не поспоришь. Матка в девственном порядке, никакого эмбрионального развития на горизонте.
Врач тактично удаляется, увлекая за собой медсестру.
— А я не понимал, как это произошло, — со смешком говорит фон Вейганд. — Когда ты успела, и если не с этим Стасом, то с кем? Ты же постоянно под наблюдением.
Обнимает меня, целует в макушку, скользит пальцами по волосам.
— Никакой измены, — будто пощечина, режет по живому, лезвием проникает под кожу, прорисовывает уродливый узор.
Какие измены? Какой Стас? Хорошо, что не связал с Гаем Мортоном! Вдруг негодяй обрюхатил поцелуем в поясницу.
Значит, изначально сомневался в отцовстве. Более того, не допускал ни единого шанса.
— Почему ты не веришь, что это может быть твой ребенок? — бросаю устало, недовольно отстраняюсь, стараясь освободиться от ненавистных и одновременно желанных объятий.
На его губах играет улыбка, но в глубине темных глаз таится грусть, печальной поволокой окутывает взгляд испепеляющий дотла.
— Наверное, потому что у меня не может быть детей, — просто признается фон Вейганд.
— Как?! — восклицаю ошарашенно. — Не может быть, потому что не хочешь или…
— Бесплодие, — ровно произносит он. — Хочу, но ничего не получится.
Нервно сглатываю, тщетно пробую разложить взбесившиеся мысли по полкам.
— Стоп, сейчас все лечат, — бормочу сбивчиво. — С твоими деньгами вылечат даже такое, что еще не лечат.
— Собралась изучить мою медкарту? — заявляет с искренним весельем.
Утвердительно киваю.
— Видишь ли, Лора, есть вещи, которые нельзя купить, — осторожно, едва касаясь, проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. — На самом деле, их довольно много.
Глава 9.2
Рокировка неизбежна. Охрана пакуется в одно авто, мы в другое, садимся назад, отдаем бразды правления водителю. Отправляемся в путешествие по завораживающим дорогам ночного Лондона.