В любом уголке реальности творится хрень, вся наша реальность чертова хрень, которую не описать без мата и не понять без рюмки водки, принятой внутривенно. Все лгут и юлят, продают и предают, делают ставку на выгоду и закладывают совесть. От этого никуда не деться.
И все же…
Не позволяй грязным сапогам топтать твое вдохновение, не разрешай кичливой глупости наживаться на растиражированном образе мудреца, не дай липким щупальцам изувечить невинное нутро ядовитой скверной.
Мы рождены не просто так.
Мы рождены изменить естественный обмен веществ во Вселенной.
Хотя бы попытаться.
Твоя жизнь может слабо мелькнуть и тотчас погаснуть, растворится в гнетущем мраке бескрайней галактики. А может ярко вспыхнуть и ослепительно гореть. Недолго, долю секунды, испепеляя обладателя, иссушая до последней капли.
Так чего изволишь — озарить небосвод или тихо тлеть?
Властвовать или подчиняться. Стать гением или прославлять бездарность. Выделиться из толпы или влиться в серую массу.
Победа или поражение? Не главное в извечной игре.
Плевать на тягучую усталость, плевать на саднящую печаль, плевать на отравленную горечь, пробирающуюся к разомкнутым устам. Вперед — либо напролом, либо в обход. Через скулящее «не могу», через жалобное «не хочу», преодолевая зыбучие пески страха. Отринув оправдательное «слишком поздно» и дезертирское «не справлюсь». Не доверяя ни врагам, ни друзьям, стремишься к заветной цели, к великой мечте. А там, рухнув без сил на колени, цепляешься за сияющий пьедестал. Бросаешь вызов дьяволу, наступаешь на горло пороку и сознаешь:
Главное — не потерять самого себя.
***
— Откуда взялся этот хмырь? — озвучиваю наиболее приличную фразу, пришедшую на ум, исподлобья разглядываю подозрительного амбала.
— Это не хмырь, это твой будущий супруг, — нарочито мягко произносит фон Вейганд и прибавляет исчерпывающее уточнение: — Дориан Уилсон.
— Спасибо, что не Грей, — бросаю не особо дружелюбным тоном, прижимаюсь покрепче к спинке кровати, продолжаю маскироваться в уютный кокон из черных простыней.
— Симпатичный, да? — спрашивает экзекутор с неподдельным интересом.
— Безумно, — презрительно фыркает заключенная.
— Я специально выбирал, — продолжает елейно. — Рассмотрел множество кандидатур, прежде чем принять окончательное решение.
— Хватит прикалываться! — сдают нервы.
После бессонной ночи изощренных удовольствий трудно сохранять спокойствие и демонстрировать стрессоустойчивость.
— Я абсолютно серьезен, — хищная ухмылка не предвещает ничего хорошего.
Фон Вейганд наклоняется, уверенно берется за край шелковой ткани, резко поднимает вверх и обнажает мои ноги. Не успеваю воспротивиться, лишь слабо дергаюсь от наглого посягательства на частную собственность. Не осмеливаюсь закричать, замираю в немом изумлении, судорожно глотаю воздух.
— Ты… ты чего? — бормочу чуть слышно.
— Экспериментирую, — отвечает равнодушно, поворачивается и наблюдает за реакцией потенциального жениха.
На лице Дориана не заметно ни тени удивления, неловкости или легкого замешательства. Никакого осуждения, никакого любопытства. Вообще, никаких эмоций кроме приторной доброжелательности. Прямо прокачанная копия Андрея. Очередной вежливый робот на службе у палача.
— Такие опыты пугают, — парализующий страх скребется под ребрами.
— Не бойся, — пальцы грубо впиваются в дрожащие плечи, вынуждают развернуться и принять удобный ракурс. — Вреда не причиню.
Укладывает игрушку поперек кровати, методично срывает покровы, будто выставляет живой товар на невольничьем рынке. Дарует уникальный шанс насладиться пикантной сценой в профиль. И хоть комната насквозь пронизана дневным светом, мне не удается изгнать сумеречные тени из лучезарного пространства. Зато справляюсь с оцепенением.
— Нет! — леденеющие ладони ложатся поверх горячих рук, не удерживают, а тормозят, защищают последний клочок импровизированной одежды.
— Нет? — в черных глазах загорается насмешка.
— Достаточно, — тихо, но твердо.
— Как пожелаешь, — чересчур быстро соглашается.
Что он задумал? Что собирается доказывать и почему?
Фон Вейганд отстраняется, милостиво позволяет оставить шелк вокруг груди и талии, опустить искрящийся материал ниже, стыдливо прикрыть бедра, приподняться, опираясь на локти.
Краткая передышка накануне основной битвы.
— Обойдемся без свидетелей, — делаю шаг наощупь.
— Может, и обойдемся, — парирует уклончиво.
— Зачем этот цирк? — зондирую почву. — Зачем муж?
Он нежно касается моих спутанных волос, осторожно перебирает пряди, а после обжигает трепещущую линию рта неожиданной лаской. Губы в губы, слитое воедино дыхание, сбитый ритм сердца.
— Кто ты? — хриплый шепот обдает кипятком, пробуждает губительный жар в каждой клеточке напряженного тела.
Не знаю.
Господи, я не знаю.
Тесно в груди, больно в легких. Разум вновь одурманен.
Между плотно сжатых ног вспыхивает порочное пламя. Токсичное возбуждение будоражит кровь, рисует изысканную вязь грешных ожогов под воспаленной кожей.
— Кто ты? — настойчиво повторяет он.
Твоя вещь. Твоя кукла. Твоя шлюха.
Твоя… Твоя… Твоя…
Каплями раскаленного воска высечено внутри. Нерушимыми печатями скреплено навеки.
Словно гипноз, словно галлюцинация. Уже не здесь, еще не там. Будто на пороге, будто брошенный мельком взор. Взор в замочную скважину. Взор туда, где наши силуэты крепко переплетены, скованны звериной похотью, спаянны ненасытной потребностью, повенчаны затаенной горечью и запретной сладостью.
Но эфемерная иллюзия раскалывается под напором суровой реальности.
— Лора Подольская, Лора Бадовская, — щедро предлагает варианты фон Вейганд.
Действительно не обращает внимания на мой бурный отклик или по старой доброй традиции притворяется?
— Какая разница, — отмахиваюсь устало, пытаюсь совладать с ознобом и вернуть контроль над шатким положением.
— Весьма существенная, — отступает, поправляет пиджак, который и без того прекрасно на нем сидит. — У госпожи Бадовской нет никаких родственников, а у госпожи Подольской есть любящая семья. Баронессу никто не ждет дома, а переводчицу очень ждут и очень по ней скучают.
Ох, не нравятся мне эти странные намеки. Сначала раздевает на глазах у чужого мужика, потом доводит до ментального оргазма, теперь затрагивает больную тему. Американские горки отдыхают на фоне наших запутанных отношений.
— Конечно, переводчица не будет работать в Китае вечно, рано или поздно придет пора возвратиться в родные края.
Прямо серпом по…
По тому, чего отродясь не имела.
— Но я не планирую тебя отпускать.
Неужели?
Значит, разрываем дьявольское соглашение?!
Не скажу, что разочарована. Фиг с ним, с тем дурацким проектом, все равно облажаюсь. Из меня бизнес-леди как из меня же балерина или как из меня же адекватный и вменяемый человек. Хоть задницу и прочие ценные органы сумею сохранить. Ведь в хозяйстве любая утварь пригодится.
— Точнее отпущу, только ненадолго.
Вот облом.
— Совместим приятное с полезным.
Пусть Дориан выйдет. Стеснительно делать минет, когда рядом находятся посторонние.
— Полтора месяца хватит на развитие сайта знакомств и на решение проблемы с твоими родителями.
Тяга стебаться моментально пропадает.
— Проблемы? — непроизвольно срывается с уст.
— Свадьба — идеальный выход.
— Свадьба? — продолжаю тупо повторять следом.
— Представишь семье нового жениха, похвастаешься перед друзьями, — он пропускает мимо ушей мои гениальные замечания. — Документы уже оформляются, процесс запущен.
Нет, этот гад определенно издевается.
— Кавалер завидный, инженер-механик, проживает в Тампе, штат Флорида, США. Его биографию получишь в отдельном файле и детально с ней ознакомишься, романтическую историю о том, как вы нашли друг друга необходимо выучить наизусть, начиная от самой первой встречи.
Шик. Блеск. Шедевр.
— Твои родственники успокоятся, увидят, что ты в надежных руках и счастлива, перестанут переживать и благословят на брак. Теоретически церемонию и остальные расходы берет на себя Дориан, фактически плачу я. Надо заранее определить приблизительное число гостей и степень помпезности торжества.
Я в экстазе.
— Не волнуйся, мои агенты проследят, чтобы все прошло гладко. Если возникнет такая надобность, то подчистят и не допустят утечки информации. Разберутся с фото и видео съемкой.
Или в нокауте.
— Никто не должен узнать правду. Ты работала в Китае, влюбилась и согласилась выйти замуж за достойного юношу.
Стопудово в нокауте.
— Никаких драгоценностей и дорогих нарядов. Забудь об этикете, — выдает наставления и завершает: — Баронесса исчезла, осталась простая переводчица.
— Ну, не скажу, что расстроена, — вымученно улыбаюсь. — Этикет задолбал.
— Отлично, — радостно ухмыляется, вновь подступает ближе.
— То есть совсем исключаем правду? Даже по секрету? Не всем, хотя бы маме? — отползаю назад, стараюсь по дороге не потерять простынь.
— Если хочешь видеть маму живой и здоровой, то никакой правды, — кровать пружинит под тяжестью его веса.
— Теперь меня типа перестанут искать? — лихорадочно оглядываюсь по сторонам, рассчитываю возможные маневры.
— Тебя и раньше не искали, — привычным движением хватает за лодыжки, рывком тянет вниз, накрывает мощным телом.
— Минуточку! — вырываюсь, тщетно пробую освободиться. — Мы же не обсудили основное!
Борьба лишь усугубляет бедственное положение. Ноги широко раздвинуты, руки пойманы в ловушку над головой. Проклятый шелк поднимается к груди, обнажает до неприличия.
— Я не хочу, — отчаянно извиваюсь.
Фон Вейганд смеется, слегка отстраняется, не разрывает стальное кольцо объятий, лишь позволяет перевести дыхание.
— Уверена? — пальцы скользят по животу, все ниже и ниже.