Почему «измена»? Почему «блудливый козел»? Почему «я на этого чертового ублюдка всю молодость потратила»?
Не торопимся выдвигать обвинения. Рассмотрим смягчающие обстоятельства.
Например, фон Вейганд погиб.
Нелепо и трагически, при невыясненных обстоятельствах. Посторонняя тетенька в конец обнаглела, стащила его телефон и ответила на чужой звонок. Лгала о дружбе, напускала туман, не принесла никаких соболезнований убитой горем любовнице.
— Проклятье, — цежу сквозь зубы.
Или же — фон Вейганд при смерти. Вполне положительный вариант.
Тяжелая хворь подкосила изнеженный миллиардерский организм, врачи не способны излечить опасный недуг. Мой бедняга страдает от неведомой болезни, поэтому не может принять вызов. А коварная дама пользуется сложившейся ситуацией с выгодой для себя — завладевает мобильным и мастерски разыгрывает фарс.
— Ненавижу, — сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в ладони.
А сама-то веришь подобным раскладам?
Не особо.
Во-первых, не хочу, чтобы этот гад болел и тем более умирал. Во всяком случае, пусть остается в целости и сохранности, пока я до него не доберусь, чтобы придушить лично. Во-вторых, мы тут все взрослые и адекватные люди. Понимаем — таких совпадений не бывает.
Он потерял родителей, давно лелеял мечту найти виновных и отомстить. Она преодолела череду жутких испытаний, вырвалась из неведомой ловушки и жаждет возмездия. У этих двоих, что называется, общая история. Общий круг аристократического зверинца, общее прошлое, наполненное самыми разными секретами.
Любопытно, насколько они друзья.
Друзья по доверию, друзья по оружию, друзья по тактическим ходам. Друзья по постели?..
Как далеко проникла эта дружба? Как крепко повязала их друг с другом?
Мысли не просто причиняют боль. Мысли уничтожают изнутри.
Порой богатое воображение не идет на пользу. Напротив, рисует картины, которые никогда не пожелаешь увидеть. Ярчайшие кадры мелькают перед глазами. Порочные эскизы бьют под дых, мучат и глумятся, включают дальний свет, ослепляют и вынуждают тихо скулить от пугающей безысходности.
Фон Вейганд танцевал с Фортуной на балу в замке Руж, они планировали эту встречу, у них даже маски были одинаковые. Лишь стоило ей появиться поблизости, он оставил меня на растерзание Каро, Мортону и Дитцу.
Он и сейчас там. С ней.
— Стоп, — пытаюсь успокоиться, невольно перебираю версии.
Может, просто забыл телефон. Встречался исключительно по важным делам и не углядел, оставил мобильный в неположенном месте.
Ну, или трахает ее.
Точнее уже благополучно оттрахал и спит.
Официальных клятв верности никто никому не давал. Значит, никто никому и не обязан.
— Чудесно, — безрадостно усмехаюсь. — Самое время отправиться на поиски того, с кем будет приятно согрешить.
Почему напрягаюсь?
Потому что знаю, фон Вейганд не швырнет телефон где попало. Он же не идиот. У него все под контролем. Никогда не допустит фатального промаха, каждый шаг просчитает заранее.
Тогда что за дерьмо происходит сейчас — аромат свободы вскружил голову романтичного шефа-монтажника, долгая разлука с излюбленной игрушкой толкнула в чужую кровать или банально потянуло на разнообразие?
— Бл*ть, — вздрагиваю от неожиданного звонка.
Мелодия пробирает до костей, на экране высвечивается лаконичное «1». Кусаю губы, отчаянно стараюсь совладать с ураганом эмоций. Отвечаю, из последних сил пробую говорить ровно:
— Алекс или Диана? — короткая пауза, чтобы усмирить сбившееся дыхание. — С кем имею честь оказаться на связи?
— Со мной, — резко бросает фон Вейганд.
— Жив? — выясняю для протокола.
— Да, — раздается чуть удивленное подтверждение.
— Здоров? — звучит угрожающе.
— Более чем, — хмыкает.
Представляете? Ублюдок хмыкает! И это после всего происшедшего. Не извиняется, не начинает слезно молить о прощении, а попросту наглеет, действует в рамках привычного репертуара.
— Пошел ты на хрен, — сообщаю усталым тоном, не решаюсь ни отключиться, ни приступить к допросу.
— Я запретил звонить, — игнорирует грубость.
— Не на этот номер, — парирую с легкостью.
— Запрет касался любых номеров, — подливает масла в огонь.
— Прости, забыла, — вспыхиваю гневом. — Думала, раз Диане Блэквелл можно принимать твои звонки, то и для меня существуют определенные поощрения.
— Я говорил — никаких расследований, — заявляет с расстановкой. — Я обещал, что отучу твой зад от жажды приключений.
— Сначала доберись до моего зада, — не сдерживаю нервный смешок.
— Ставишь под сомнение поисковые способности? — интересуется иронично.
— Уверена, способностей хватит на всех! На секретарш, проституток, соблазнительных наследниц в костюме Фортуны…
— Советую замолчать, пока не перешла черту, — прерывает пламенное выступление.
— Боишься, оскорблю подружку? — любопытствую ядовито.
— Боюсь, наказание за чрезмерную болтливость окажется гораздо больнее, чем ты сумеешь вынести, — произносит холодно.
— Давай, наказывай. За то, что потревожила в такой важный момент. Надеюсь, ни от чего не отвлекла? — откровенно нарываюсь. — Совещание? Обсуждение? Трах?
— Я могу совещаться с кем хочу, обсуждать, что хочу, и трахать, кого хочу, — признается обманчиво нежно, прибавляет небрежно: — Не в моих правилах спрашивать разрешения.
— Договорились, — тело колотит, будто в лихорадке. — Я тоже не стану спрашивать. Жди, в ближайшем будущем обзаведешься ветвистыми рогами.
— Позволь уточнить — это сцена ревности или попытка суицида? — явно издевается.
— Поймешь, когда застрянешь в дверном проеме, — обещаю елейно, беру театральную паузу и емко завершаю: — Рогами.
— Какой же ты ребенок, — тяжело вздыхает и будто улыбается: — Маленький, непослушный, избалованный ребенок, для которого не существует понятий о логике и здравом смысле.
— Что?! — восклицаю пораженно, мигом оскорбляюсь: — Если я ребенок, то ты греб*ный педофил. Педофил и бабник, вот ты кто.
— Видишь? — замечает вкрадчиво. — Неразумное дитя, страдающее от гипертрофированного чувства собственничества и безосновательной ревности.
Ладно, в какой-то мере фон Вейганд прав. В очень незначительной и микроскопической мере. Чисто гипотетически.
Ведь тот факт, что я бы с превеликим удовольствием взяла перочинный нож и вырезала на широкой спине шефа-монтажника надпись «частные владения Лоры Подольской», не означает ничего криминального.
Не означает же, да?
Кстати, хорошая идея.
Надо при случае пометить любимого определенным логотипом. С обручальным кольцом не складывается, поэтому попробуем черкнуть пару трогательных строк несмываемым маркером или татуировочной машинкой. Свежо и романтично.
— Почему ты мне не доверяешь? — задаю самый важный вопрос.
— При чем здесь доверие? — талантливо изображает недоумение.
— Считаешь, что я слишком маленькая, слишком неразумная, слишком импульсивная для взрослых игр, — терпеливо сглатываю горечь, но эмоции больше не поддаются контролю и скопом вырываются из клетки: — Тащишься от возрастных дамочек? Опытных, зрелых и состоявшихся личностей. Сколько лет Диане? Далеко за тридцать. Ой, подожди, вспомню — она на пару-тройку лет старше тебя. Это реально возбуждает. Женщины как вино. С годами становятся все лучше и лучше. Выдержаннее, утонченнее, искушеннее. Куда там убогой переводчице?
— Глупая, — произносит спокойно, словно констатирует очевидную информацию, судя по голосу усмехается.
— Не просто глупая, а совершенно тупая! — взрываюсь. — Только полная идиотка способна сделать далеко идущие выводы, наткнувшись на фотку в Интернете. «Трагическая смерть на пике славы» — кажется, так называлась статья. В ребенке на проклятом портрете трудно опознать Ксению, а в модели на страницах мужского журнала — гораздо проще. Впрочем, это и не Ксения вовсе. Это якобы покойная наследница рода Блэквелл. Удивительное сходство, верно?
Усаживаюсь на кровать, поджимаю ноги.
— Двойника всегда можно использовать с выгодой. Пустить в расход, сбросить ненужный балласт, — перехожу к серьезным размышлениям. — Интересно, как Мортон обращается со своими жертвами? Сдаст ли наша общая знакомая сомнительных друзей? Понадобятся пытки или хватит угроз?
Молчание в ответ.
— Да, я успела догадаться, что лорд-псих похитил Ксению, — ничего не таю. — Наверное, события развиваются не лучшим образом. Твои ребята поздно спохватились, зря пасут территорию. Или надеешься, что сейчас Мортон не виноват?
— Не надеюсь, — раздается неожиданно глухо. — Мортон не скрывает причастность.
Кипяток разливается по пищеводу, желудок скручивается в морской узел.
— Сколько правды ему известно? — невольно осекаюсь, жмурюсь и продолжаю: — Правды о нас?
— Нисколько, — заявляет отрывисто. — Ксения понятия не имела о том, что хотел бы знать Мортон. А люди вроде него чересчур самоуверенны. Пешек не допрашивают, получают желаемое и следуют дальше.
Господи, все совпадает причудливо и жутко.
Лорд прошел в миллиметре от основного козыря. Мог получить важное преимущество, однако заботился лишь о поисках загадочной Фортуны. Выиграл одну битву и проиграл другую, сам того не подозревая.
— Можно как-то… — начинаю несмело.
— Нет, — моментально прерывает.
— Я не закончила фразу, — инстинктивно комкаю простынь, впиваюсь в белоснежное полотно скрюченными пальцами. — Дай договорить.
— Ксения мертва, — предсказуемый, но все равно удар.
— Откуда…
— Достаточно, — металлические ноты недвусмысленно приказывают заткнуться. — Я не собираюсь обсуждать это.
— Но придется обсудить, — заверяю с нажимом. — Мне надоело исполнять роль забавной зверушки, которая по щелчку падает ниц и приносит в зубах хозяйские тапочки. Мне надоело рыть землю в поисках истины. В поисках, того, что нормальные люди друг от друга не скрывают.