— Уверен. Я могу быть очень интересным собеседником.
— Что-то сомневаюсь.
— Посмотрим, — улыбнулся Молох. — Посмотрим.
И в течение следующих пяти миль он напевал куплеты «Броукен Вингс» снова и снова, пока Торрес не сорвался и не пригрозил заткнуть ему рот кляпом. Лишь основательно потрепав нервы молодому детективу, Молох остановился.
Мир вокруг Мейси отошел на второй план. Ей больше не было дело до старого библиотекаря, до других посетителей, до скрипа входной двери и сквозняков. Она затерялась в истории острова Датч, в истории Убежища.
Индейцы, коренные жители Америки, отчаянно сражались за острова залива Каско. Подобно современным туристам, они проводили там лето: рыбачили, охотились на морских свиней и тюленей, а если повезет, то и на китов. Чебег был их главным опорным пунктом, но они осваивали и другие острова и были возмущены нарастающей агрессией амбициозных белых поселенцев. Острова же становились постепенно центрами скопления европейцев в новых колониях: эти земли было легче оборонять, жить там было безопасней, чем на материке, и всегда хватало пищи за счет ресурсов океана. Мейси отметила, что у многих островов, как у острова Датч, было несколько названий: Большой Чебег когда-то именовался Веселым, а после этого — островом Награды; остров Пиков в разное время был островом Мунджоя, Милтона и Майкла, в зависимости от того, кто им владел.
Несмотря на свою относительную безопасность, в конце семнадцатого века острова достаточно часто подвергались атакам. Поселенцы, бежавшие от зверств аборигенов в проливе Харпсвелл и на островах, находящихся вблизи от берега, основали форт на Жемчужине, располагающейся в кольце внешних островов. В сентябре 1676, кровавого года, когда индейцы нападали на белых колонистов в проливе Каско и в Задней бухте, семьи, живущие на Жемчужине, также подверглись атаке воинов, приплывших на восьми каноэ, и были так потрясены этим, что отступили на остров Ричмонд. До конца года индейцы бесновались на побережье, стирая с лица земли поселения европейцев между реками Пискатакуа и Кеннебек. Поселенцы укоренялись, хоть некоторые и сочли более безопасным жить на материке. В 1689 дикари совершили рейд на остров Пиков, ближе всего расположенный к Большой земле, и истребили многих жителей. Через год они вернулись и вытеснили уцелевших колонистов окончательно.
С островом Датч, названным так в честь членов экспедиции голландского мореплавателя Криса Хершдорфера[4], чей корабль потерпел крушение возле его берегов в семнадцатом веке, все обстояло иначе. Он находился дальше от берега, и индейцам было весьма проблематично добраться до него на своих легких каноэ. Более того, они почему-то относились к острову с подозрением и не горели желанием заселять его.
В 1689, вскоре после набега на остров Пиков, майор Бенджамин Черч, чьи солдаты находились на острове во время атаки, возглавил экспедицию на Датч и обнаружил, что он по большей части покрыт лесом, и у его берегов крайне мало мест, где может причалить лодка. Но именно сюда в 1691 году человек по имени Томас Лунт, опасаясь новых столкновений с дикарями, привел группу поселенцев — тридцать человек, среди которых были уцелевшие после атак на Жемчужину и на остров Пиков. В течение следующих нескольких месяцев количество поселенцев на Убежище — так они звали остров, приютивший их, — только увеличивалось. Эти люди предпочли обосноваться подальше от берега, думая, что так меньше шансов быть застигнутыми врасплох.
С этого места повествование Эмерлинга становилось менее конкретным и более спекулятивным, но из всего потока информации Мейси поняла, что один из поселенцев, мужчина по имени Бер, стал вести себя непредсказуемо. Он отстранился от семьи, проводил все больше и больше времени в одиночестве, гуляя по лесу в центральной части острова. Конфликт разразился, когда его обвинили в попытке изнасиловать жену одного из поселенцев. Ее муж и трое других мужчин попытались изловить его, но Бер бросился бежать, застрелив одного из них из мушкета, и попросил убежища у своей жены, умоляя ее спрятать его и утверждая, что не сделал ничего плохого. Но женщина, опасаясь за собственную жизнь (она лучше кого бы то ни было знала о переменах в характере своего мужа), выдала его. Бера приковали цепями к столбу у амбара, но он как-то вырвался и бежал с острова на лодке, затерявшись на материке.
Через несколько месяцев, зимой 1693 года, он вернулся во главе группы вооруженных людей, среди которых были индейцы-головорезы, отвергнутые своим племенем, и перебил все население острова включая собственную жену. Но одна женщина чудом выжила и рассказала о том, что произошло. Даже сейчас, три сотни лет спустя, Мейси внутренне содрогнулась, перечитывая подробности случившегося. Там вершились пытки и издевательства. Женщин били, насиловали, резали, связывали и бросали в болото, обрекая на мучительную смерть. Никому не было пощады, даже детям.
Большинство из тех, кто участвовал в нападении, были потом пойманы и убиты, но Бер и его помощник, итальянец Бейрон, избежали этой участи. Говорили, что Бер — это не настоящее его имя и что некий Сира, похожий по описанию на него, разыскивался в Массачусетсе в связи со смертью двух женщин. В любом случае, после событий на Убежище об этом человеке больше никогда не слышали. Бейрон тоже исчез. Убийц разыскивали трое охотников с острова, которые были на материке, когда случилась расправа. Говорили, что они выследили многих участников нападения и свершили над ними скорый суд. Много лет спустя внук одного из охотников вернулся на остров вместе с новыми поселенцами. Звали его Джером Дюпре.
Эмерлинг также писал о похищении женщины в 1762, об исчезновении мужчин, которые силой привели ее на Датч, и о последующем обнаружении тела одного из них в лесу. Фамилия Дюпре мелькала то тут то там: так, один из предков Джо Дюпре установил каменный крест, до сих пор возвышающийся над руинами поселения и над могилами тех, кто погиб здесь. О Джордже Шеррине, тело которого обнаружили среди корней, автор не упоминал.
Больше всего Мейси заинтересовал последний абзац повести Эмерлинга:
«Тем, кто смотрит на остров со стороны, его история может показаться кровавой и странной. Но те из нас, кто вырос здесь и прожил много лет, чьи отцы, деды и прадеды покоятся на островном кладбище, привыкли к его странностям. Здесь лесные тропы могут зарасти в течение недели, а на их месте появиться новые, так что человек, ступивший на, казалось бы, знакомую дорогу, не знает точно, куда она его приведет. Мы привыкли к тишине и к странным звукам, свойственным этому небольшому клочку суши. Мы живем в тени его истории с разрешения тех, кто жил здесь до нас».
Мейси закрыла папку и вернула ее библиотекарю, а в голове у нее проносились имена, упомянутые Эмерлингом: Черч, Лунт, Бер, Бейрон.
Бейрон... Бэррон!
Возможно, это просто совпадение, подумала она, но, оно объясняет, почему в присутствии Бэррона людям становится как-то не по себе, — семейная традиция.
— Нашли то, что вас интересовало? — спросил библиотекарь.
— Нет, — покачала головой Мейси. — Мне были нужны ответы.
— Может быть, на острове вам больше повезет.
— Может быть, — согласилась она.
А на острове Джо Дюпре тоже хотел отыскать кое-какие ответы. Для начала он заехал к Дугу Ньютону. Ньютон с матерью жили в Тюленьей бухте, неподалеку от южной оконечности острова. Прошлой весной Дуг покрасил дом, так что теперь казалось, будто он светится на фоне деревьев.
Старушке недолго осталось жить — Дюпре видел это в ее глазах, чувствовал по запаху в ее комнате. Когда она умрет, врачи, конечно, выяснят какую-нибудь хитрую причину, почему это произошло, но для Джо, Дуга и, наверное, для нее самой, здесь нет ничего сложного. Она просто состарилась. Старушке уже под девяносто, и ее тело с каждым днем проигрывает схватку за жизнь. Ее дыхание слабое и хриплое, а кожа на лице и руках стала почти прозрачной. У нее ничего не болит, но в больнице ей уже не в силах помочь, поэтому сын забрал ее домой — умирать. Дебра Лежер, которая когда-то работала медсестрой, каждый день заезжает на четыре-пять часов, иногда и на подольше, если у Дуга дела. Правда, какие могут быть дела у человека, которому тоже скоро на пенсию? Дюпре думал, что между ним и Деброй что-то было. Она вдова, Дуг — старый холостяк... Но Джо не был в этом стопроцентно уверен. В конце концов, они оба строгие баптисты, так что ничего особенного между ними быть не могло.