Смотрю на свое отражение и ощущаю себя некой Алисой в зазеркалье. У Ветрова двухкомнатная квартира, а у нас трехкомнатная, но одна ванная комната может самоуверенно насмехаться над всей нашей обстановкой, в которой последний раз папа делал ремонт своими руками.
У нас вообще все своими руками. Я, конечно, и раньше понимала, что мы и до среднего класса дотягиваем с трудом, хотя, я не верю в наличие у нас этого мистического класса. Кажется, будто в нашей стране есть либо верхушка, либо низ, без середнячков. И вот сейчас я, простая девочка из низа смотрюсь в зеркало в квартире парня, который сидит на этом самом верху — и в этом не приходится сомневаться.
Я не хочу в этом признаваться, но я ощущаю себя жалкой. Эта мысль появляется словно ниоткуда, наваливается и пытается выпихнуть меня в бездну. У меня никогда не было этого чувства, даже когда Марьяна Парфина в одиннадцатом классе хвасталась, как ей отец подарил мерседес на выпускной, и показывала всем фото машины с бантом. Меня это скорее забавляло, так как на каждой контрольной по алгебре она приходила умолять меня о помощи…
Но тогда почему это чувство так гложет меня сейчас? Почему я смотрю на себя снова, пытаясь понять, не покажусь ли я ему слишком серой и невзрачной среди всей этой сверкающей мебели?
И почему меня это вдруг так сильно тяготит.
Из тяжелых мыслей, меня вытаскивает голос:
— Все в порядке? — голова Ветрова появляется в дверном проеме, и парень встревоженно смотрит на меня.
— Да. — понимаю, что кажется увлеклась, увеличивая чужие счета за воду и поддалась глупым мыслям. Встряхиваю голову, вытираю руки и выхожу, уступая ему место.
32.2
Делаю несколько шагов и оказываюсь в просторной комнате, обставленной в стиле «предпочитаю модный минимализм», а еще думаю, что папе бы тут понравилось, так как никаких разбросанных носков или пустых коробок от пицц не валяется. Все блестит и переливается, серый и белый цвет составляют основную цветовую композицию. Большой угловой диван, полки с книгами и несколькими фигурками героев книг и игр, пару постеров на стене, стол около окна и два стула, а также просто огромный телевизор. У меня сестра возле таких в магазине зависает и спрашивает, не опасны ли они для мозга.
— Приступим? — уточняет Ветров, появившись сзади.
— Да, конечно. Ты, наверняка хотел обсудить проект Киринова.
— Присаживайся. — он отодвигает для меня стул и садится на соседний. С удивлением замечаю на столе учебники, по которым я учусь, а еще две чистые толстые блочные тетради, несколько ручек, карандашей и даже ластик в виде пандочки.
— Для начала думаю мне наконец стоит начать вести себя, как нормальный наставник и помочь тебе усвоиться с новым материалом, — неожиданно говорит бывший извращенец. — Ты хорошо справляешься с задачками, которые я тебе давал, но я заметил пару слабых моментов. Давай более подробно для тебя их разберу и быстро пройдемся по тому, что вы прошли. Если у тебя будут какие-то вопросы, задавай. И я с радостью помогу.
Ждет моего ответа, но я молчу. Слишком все подозрительно.
— Что-то не так?
— В чем подвох? — не хочу показаться грубой, но его же не покусала добрая фея-крестная?
— Нет никакого подвоха, — улыбается, придвигая к нам учебник по матанализу, — Но, если вдруг начнешь жестко тупить, мне придется выполнить свою угрозу и покусать тебя.
— Размечтался.
Возмущенно дергаю вверх подбородок, хотя от его угрозы по телу проходит взволнованная волна. Но мои нестройные мысли уходят на второй план, так как Ветров, в отличие от меня, сразу же серьезно претворяет свои слова в действие. Открывает учебник, начинает разбирать задачи и при возникновении у меня вопросов — все тщательно и досконально объясняет.
У него это получается так легко и просто, что моментами я ловлю себя на любовании его суровым профилем, когда он задумчиво перелистывает страницы или раздумывает над моим решением. Когда в такие минуты он резко поворачивается на меня, я напускаю на себя крайне сосредоточенное выражение лица и тут же утыкаюсь носом в тетрадь, бубня что-то про коварность х и у. Еще не хватало, чтобы он меня застукал за подглядываем.
Он только раз удаляется зачем-то на кухню, а потом вернувшись объявляет, что на сегодня все и пицца скоро уже подъедет.
— Пицца? — спрашиваю, сглатывая предательскую слюну, и, судя по его ухмылке, звучать незаинтересованно у меня не получается.
— Да, — кивает он. — Мы позанимались почти три часа. Думаю, для первого раза вполне достаточно.
— Уже столько времени прошло? — удивленно достаю из кармана сотовый и понимаю, что он прав. Мы так увлеченно решали задачи, что мне показалось, будто всего минут пятнадцать-двадцать.
— Да, почти три. Ты, надеюсь, ешь пиццу? — озабоченно спрашивает он. — Я заказал несколько, не знал, что ты любишь.
— Я люблю любую пиццу, но больше всего домашнюю. — говорю я, когда раздается звонок в домофон.
— Это сейчас приехала самая домашняя пицца, — улыбается Ветров, — Ты не поставишь чайник на кухне, а я пока встречу курьера?
— Да, конечно. — вскакиваю с места и движусь к кухне, размышляя над имеющимися вводными непонятного мне уравнения.
Он отзанимался со мной, без единой пугающей угрозы.
А теперь еще и кормить вознамерился?
Может ему нужна жертва для ритуальных подношений? — нет, эту мысль отвергаем.
Не заставил меня драить полы в его квартире или убирать беспорядок — я тут на днях начиталась молодежного романа, в котором старшекурсник всячески измывался над первокурсницей и чем дальше листала, тем больше очков набирал мой наставник. Несмотря на его психически нестабильное поведение лошади возмездия, все наказания — их, конечно было не так много, но все же — которые я получала были так или иначе связаны с учебой. Ничего недвусмысленного или откровенно унизительного.
Я знаю, что Семен, например, покупает каждое утро кофе для своего наставника, а еще пару раз забирал машину Артема на мойку. А Ольшанская хоть и милая блондиночка, но Алина — ее первогодка — недавно отстояла огромную очередь ради билетов на концерт западной группы, чтобы получить хорошие билеты. И билеты эти она брала не для себя.
Так что, может, мой наставник не самое большое зло.
Ну да, психованный моментами, но зато умный и такой красавчик… особенно в минуты задумчивости он просто невозможно кавайный
Тряхнув головой, осматриваюсь на уютной кухне, выполненной в светлых тонах. Нахожу чайник, наливаю в него воды. А затем несмело открываю полки в поисках кружек,
— Следующая дверца. — подсказывает сзади голос, и я не успеваю отреагировать, как мужская рука проходится около моей головы, едва задевая волосы, и он открывает мне нужную дверь с кружками.
Застываю на месте, так как кожей чувствую, что он почти вплотную стоит сзади. Пытаюсь сконцентрироваться на открывшихся взору чашках, но получается плохо.
Почему он не отходит?
И почему я так остро ощущаю его близость.
Нервно достаю две кружки и слишком звонко кладу их на столешницу.
— Давай я помогу тебе заварить чай? — бархатный голос щекочет кожу возле уха и по телу проносится дрожь, отдаваясь странным эхом внизу живота.
Мне следует как-то взбрыкнуть и в своей обычной манере сказать ему, что мне не нравится, когда стоят за моей спиной, но вместо этого незнакомый мне севший голос, произносит:
— Помоги. — потому что мне вдруг нравится.
Нравится, как бережно он направляет меня.
Показывает, где лежит заварка, а затем мы вместе выбираем молочный улун, достаем заварочный чайник, насыпаем необходимое количество чая, кипяток он наливает сам, останавливая мою попытку взяться снова за чайник. И все это время он стоит сзади меня.
Наши тела не соприкасаются вплотную, едва дотрагиваются друг друга, когда приходится сделать шаг влево или вправо. И я не вижу его, только наблюдаю его руки, окольцевавшие меня. И каждое наше почти невесомое и легкое соприкосновение отзывается внутри теплыми зарядами, электрическими импульсами. Они бешено проносятся по телу и вызывают неизвестное ранее волнение.