— Каша была недостаточно сладкой. — узнаю об этой важной детали, когда закрываю за нами дверь квартиры. — Забыла тебе сказать.
— Сахар вреден. — не остаюсь в долгу я. — У тебя от сладкого почернеют зубы, и Нику будет страшно на тебя смотреть.
— Дядя Жора стоматолог, он мне их выбелит. А страшно — это то, как она смотрела на Лариэля. — хмуро говорит сестра, в то время как перед нами раскрываются двери лифта. Мы входим внутрь, и Янка нажимает на кнопку первого этажа.
— Кто? — недоумеваю я, доставая из кармана пальто мобильник.
— А ты разве не заметила? Азалеолдия смотрела на Ника, словно ела его. Вот так, ам-ам-ам, — Янка широко раскрывает глаза и маленькими ладошками изображает хватательные движения около лица. Передача всей страшной глубины чужого взгляда дается ей настолько хорошо, что мне трудно сдержать улыбку. — И не улыбайся. На твоего поцелуйного наставника она тоже страшно смотрела. Думала никто не видит, но я иногда наблюдала за ней. Чтобы лучше понять. — и сурово заключает. — Продам ее картину сразу, как получу!
— Ты стихотворение по английскому не хочешь повторить, business-girl? — слова сестры заставляют что-то внутри меня неприятно колоться, но я решаю сменить тему и не придавать этому значения.
*
Кожаный диван на третьем этаже возле деканата занят мной и братьями Авериными. Мы втроём смиренно ждём, когда Ветров закончит свой диалог с профессором. Или лучше сказать: Ник сидит, уткнувшись в телефон, Тоха самозабвенно уничтожает пачку чипсов, от которой мы с его братом отказались, а я не скрываясь любуюсь своим наставником, серьезно что-то доказывающим седовласому профессору, который с интересом его слушает и то и дело кивает.
Должна признать, это невероятно завораживающее зрелище, даже немного возбуждающее: мозги твоего парня настолько хороши, что он вот так запросто склоняет профессора на свою сторону. До нас долетают обрывки фраз, но их вполне достаточно, чтобы сделать выводы относительно темы их беседы.
Единственное, что отвлекает меня от молчаливого любования, так это сто девяносто девять вопросов Нику, которые крутятся на языке, но не осмеливаются на дерзкие выпады.
Со старшим Авериным мы хорошо общаемся, но понравится ли ему блиц-опрос про Лус? Что-то подсказывает, не вызовет восторгов. Поэтому я решаю начать с наименее опасной темы.
— Ты произвёл на Янку неизгладимое впечатление.
Губы Ника расползаются в широченной улыбке.
— У твоей сестры вкус намного лучше, чем у тебя, — на этой фразе мой вроде бы увлечённый беседой наставнико-парень кидает в нас один из своих коронных ледовых взглядов. Ник начинает улыбаться еще сильнее и придвигается ближе ко мне, выключает экран телефона и закидываем руку на спинку дивана. А затем шепчет мне в ухо. — Может хоть так усмирим немного его активный речевой понос. Твой мачо, бесспорно, владеет мозгами-люкс, но сейчас он редкостная зануда. Сколько можно трещать с Пановым. Мы же все поседеем.
— Я развлекал ее намного больше тебя, — доносится голос Антона, — Но даже маленькая сестра Милы выбрала тебя.
— Говорю же, у ребёнка есть вкус. — высокопарно парирует Ник, и громче заявляет. — Надо радоваться. Вот у Милы он похрамывает.
— Эй, — толкаю его в бок. Наверное, заразилась у Кати.
— Но, если вдруг решишь увлечься мной, — снова тихо шепчет Ник, так что услышать его могу только я. — Ты меня сильно разочаруешь.
— Ивлина в своё время увлеклась именно тобой… — так же тихо вылетают из моего рта слова, опережая мой мыслительный процесс. По тому, как на секунду меняется выражение лица Аверина, я шокировано осознаю, как метко попала в цель. Точнее, попала не я. Настоящий Эркюль Пуаро в нашей семье точно не я. — Это Янка заметила.
— Без обид, но твоя сестра в будущем опасная женщина.
— А в настоящем — опасная девочка, — улыбаясь, согласно киваю.
— Ничего не было. — быстро говорит Ник, а затем в своей обычной манере беззаботности, поворачивается на приближающегося к нам Ветрова, — Ну наконец-то. Мы уже думали, что постареем, пока ты наговоришься.
— Руки свои длинные от моей девушки убери, — улыбается Дима, — И пойдёмте.
*
— Поедем ко мне? — неожиданно предлагает Дима, когда мы прощаемся с братьями и садимся в его машину.
— К тебе? — сказать что-то ещё не успеваю. Его губы тут же накрывают мои. Мы не виделись в воскресенье, у него снова были какие-то дела с отцом, и сейчас поцелуй помогает ощутить, что ему не хватало меня так же сильно, как и мне его. В подтверждение моей догадки, он слегка отстраняется, гладит большим пальцем меня по щеке и тихо шепчет. — Я соскучился, пандочка. Останься сегодня со мной. — из меня вырывается непонятный звук кряхтения-удивления, и Дима спешно добавляет, — Ничего не будет, если ты не захочешь. Обещаю. Просто поспим вместе.
Недавно мы общались с Илонкой по видеосвязи, и подруга в красках описывала свидание около моря с неким греком, обладателем горячего греческого профиля — фото сего великого профиля было мне не раз показано, и ещё бонусом шел атлетический торс, от которого я всячески отказывалась, но Илона была непреклонна в своем желании просветить меня.
Так вот этот Афродит тоже кидал подруге завлекательную идею, предлагая невинную совместную спячку. Я внимательно слушала и со знанием дела, улыбалась прожжённой девой и уверяла: Это развод обыкновенный. Ты может и заснёшь, а в тебя потом палочкой начнут тыкаться. На что Илонка сразу возмутилась: Может брёвнышком, Мил. Видишь какой у него нос, а значит и…
В тот вечер мне так и не удалось понять, как связаны нос и… но это сейчас не важно.
Смотрю в Димины глаза, обволакивающие меня теплом и понимаю, что безумно хочу ответить ему «да». У меня в отличие от Илонки, у которой был опыт по имени Иван, отсутствует пятимесячный багаж знаний, но все же я уверена, сейчас это никакой не развод со стороны Ветрова. И если я ничего не захочу, то ничего действительно не будет.
Сестру завтра в школу провожает папа, а после у нее нет ни одного дополнительного кружка— подсказывает соблазнительный голос в голове. А поцелуи Ветрова будто увеличивают громкость убеждения.
Можно же сказать, что я останусь у подруги.
— Пожалуйста, сладкая Милка — новый поцелуй в область шеи сводит на нет любое возможное сопротивление.
— Хорошо. — вроде бы контролируя голос, отвечаю я Диме.
Глава 39
— Я тебе противен? — прозвучавший неожиданно вопрос, застает меня врасплох.
Мы вальяжно лежим на широком диване в квартире Димы и смотрим черно-белый фильм начала тридцатых годов. Героиня картины будто зеркалит мои эмоции, вопросительно вскидывая вверх свои аккуратные брови.
Папе я сказала, что останусь у подруги, и мой создатель ни на минуту не усомнился в моих словах. От этого мне немного стыдно, но я стараюсь задобрить совесть уверениями, что не делаю ничего плохого.
Поднимаю свою голову, которая удобно расположилась на Диминой груди и смотрю в его глаза цвета замерзшего льда.
Моя рука очень нежно прикасается к его волосам, опускается к виску, подушечками пальцев поглаживает идеально гладкую щеку. Наклоняюсь вперёд и слегка целую его в губы, но напряженное тело моего экс-извращенца так и остаётся недвижимой скалой. Тогда я целую снова, ласкаю его губы своим языком и не успеваю отреагировать, как он резко меняет нас местами, и уже я лежу под его крепким телом, сжимая его в объятиях и отдаваясь жадным поцелуям и ласкам.
Когда пламя внизу живота разгорается сильнее, Дима отстраняется от меня. Садится, как самый прилежный юноша, поправляет футболку, а затем поднимает и меня, сажает к себе на коленки, заключает в теплые объятия и как ни в чем не бывало продолжает смотреть фильм.
Пламя в теле сменяется разочарованными угольками.
— Ты ее любил? — ну почему мой язык часто срабатывает быстрее мозга? Что я за бестолочь, раз задаю этот вопрос сразу после нашего поцелуя? И что хочу услышать? И хочу ли… Нет, не хочу. Я ничего не хочу знать. Но иногда бывает слишком поздно, чтобы взять свои слова обратно.