— А я тут причем?
— Ты ее лучший друг с самого детства и лучше многих знаешь ее вкусы и предпочтения. Она будет очень рада, если именно ты организуешь для нее праздник.
— Это тупая шутка? Я тебе не фея-крестная. И в этом участвовать не…
— Ты мне тут не дерзи. Тебе на карту каждый месяц капает приличная сумма. Считай, что в этом месяце будешь отрабатывать. Встретишься с Валей и обсудишь детали. И смотри не подведи меня.
Глава 42
— Зачем тебе это? — спрашиваю у Вали, когда она опускается на стул напротив меня и просит официанта принести ей лавандовый латте и малиновый чизкейк.
Я не полный идиот, чтобы верить в то, что идея нагрузить меня организацией ее дня рождения зародилась и расцвела в голове моего отца. Он из тех мужчин, которые далеки от праздников и воспоминаний о том, какие цветы любит женщина. Он, как я помню с самого детства, принадлежит к касте, которой надо открыто и заблаговременно сообщать о своих желаниях. Именно так поступала мама за нашими семейными ужинами, и, думаю, так же ведет себя Ивлина.
Валя неторопливо поправляет свои волосы, в которые я когда-то мечтал зарыться и без конца вдыхать ее запах, а потом поднимает на меня свои огромные бездонные глаза. Смотрит тепло и с примесью такого неподдельного удивления, что я вспоминаю кинутую однажды Ником фразу: «даже Станиславский мог бы крикнуть ей: «верю!». Но как жаль, что талант не отменяет сучьей натуры. Занавес, господа слепцы».
— Я не понимаю, о чем ты, Димочка. — нежная улыбка появляется на ее лице, а затем Ивлина начинает слегка покусывать свою нижнюю губу.
Сложно сосчитать, как часто я когда-то представлял ее рот на своём члене, пока дрочил в ванной.
Раньше один мимолетный взгляд на ее пухлые губы мог привести меня в полную боевую готовность. А сейчас я не испытываю ровным счетом ничего, разве что — брезгливость. Картина того, как мой отец ее драл, оказалась для меня невыносимо горькой, но в то же время удивительно действенной пилюлей, вмиг вытравившей из моего организма вирус, которому я не смел сопротивляться много лет.
А ведь она наверняка ему сосет.
Эта мысль вызывает незапланированный рвотный позыв, и я опускаю глаза к своему кофе.
Отвратительно.
И даже парадоксально.
Как порой то, что казалось тебе верхом блаженства и неизменным недосягаемым идеалом, оказывается вдруг протухшей вонючей лужей, которую хочется обойти за километр.
— У меня большая загруженность в универе. Помочь тебе с организацией твоего дня рождения я вряд ли смогу. Думаю, ты сама прекрасно справишься. — спокойно говорю я. Мы оба знаем, зачем встретились, поэтому я предпочитаю сразу расставить все точки над "i", чем вести никому не нужный диалог. И где-то в глубине души наивно надеюсь, что ее совесть поможет ей достойно принять мой отказ.
— Ну, Димочка, а если чуточку? Я без тебя совсем не справлюсь. Ты же мой самый лучший друг, и даже намного больше чем друг… Ты всегда мне ближе всех вокруг, разве ты не знаешь? — ее ладонь опускается на мою руку. Я наблюдаю за тем, как она начинает нежно гладить мою кожу. Этот жест с этой фразой о том, что ближе меня нет никого в целом свете она всегда умело применяла, если я не сиюминутно соглашался на какие-то ее прихоти. Также, как и сейчас, смотрела мне в глаза и плавила мои внутренности, волю, сметая любые сомнения.
Но это было когда-то. Ощущения, словно очень давно, не несколько лет назад, а несколько жизней.
Наклоняюсь к ней через стол и ласково говорю:
— Валюш, хочу, чтобы ты мне отсосала. — ее глаза на секунду расширяются, но я не вижу на прекрасном лице ни тени смущения или банального возмущения. Уголок губ трогает улыбка. Довольная. Мне уже заранее известен ответ, но я должен пойти до конца. Разбить последнее стекло на пути к воздуху, — Прямо здесь, в туалете, встанешь на коленочки?
Она улыбается уже чуть шире. Мне никогда не понять, как ей удаётся так умело сочетать невинность с пороком, но, облизнув губы, моя искорёженная мечта, согласно кивает.
— Это неверный ответ. — достаю из кармана удачно завалявшуюся наличку, оставляю на столе сумму, которой с лихвой хватит не только оплатить счет, но и на чаевые официанта, и встаю с места. — Передай, пожалуйста, моему отцу, что манеры его жены вынуждают меня отказаться от заманчивого предложения.
Секунда. Ровно столько требуется девушке, которой я грезил, чтобы из милой феи превратиться в стерву.
«Неужели ты не видишь ее настоящую? — кажется Аверин старший прочно засел в моей голове со своими репликами относительно Вали.
Теперь отчётливо вижу — так я мог бы уверенно ответить, если бы Ник был сейчас рядом.
— Ты можешь сильно пожалеть, Димочка. — девушка спокойно делает глоток кофе и хмурит свой маленький носик. — Не боишься потерять все дорогие игрушечки и шуршащие бумажки, которыми так привык разбрасываться? — ее взгляд, как бы намекая, останавливается на оставленных мной на столе деньгах. — Папочка может закрыть золотые краники.
— Можешь ему в этом помочь, если желаешь, отговаривать не стану. — разворачиваюсь, чтобы уйти, как мне летит в спину:
— А о Вере с Лизочкой ты подумал? — последняя надежда, что она не такая сука, рассыпаетесь, чувствую ее хруст под обувью. Я реально дурик, как часто любит повторять Ник. К счастью, награждает меня данным званием он исключительно наедине.
Поворачиваюсь, чтобы ответить единственное, что давно хотел ей сказать:
— Моя мать для тебя не Вера, а Вера Игоревна. И если ты ещё раз ей позвонишь, я найду интересные темы для диалогов с отцом.
— Ты мне угрожаешь? Ты мой лучший друг, и так со мной разговариваешь?
— Мы с тобой давно не друзья. И, наверное, никогда ими не были. А теперь, пока, Валя.
— Дима! — разъярённо кричит она мне вслед, но я уже открываю двери кафе и жадно вдыхаю холодный воздух улицы.
Глава 43
Стоит мне сесть в машину и завести двигатель, как начинает звонить телефон. Экран мобильного, оказавшегося в моей руке, сообщает: Мама.
Провожу по зелёной кнопке большим пальцем и прикладываю трубку к уху, одновременно начиная выезжать с парковки.
— Привет, мам.
— Привет, сыночек. Вы уже встретились? — в ее голосе я ощущаю сильную
встревоженность. — Я не вовремя?
— Мам, ты всегда вовремя. И мы с Ивлиной уже закончили. Поверь, тебе совершенно не о чем переживать.
Два дня назад мама зашла ко мне вечером в комнату. Я сидел без света, наушники в ушах, полный раздрай в голове, темная клякса, кинутая в меня однажды отцом, сильнее расползалась внутри, давила и мешала дышать. И я пытался, как и обычно, отогнать ее от себя, глушил песнями Linking Park, выливал на неё отбеливатель, но она, усмехаясь, впивалась сильнее и проползала в кишки.
Мама опустилась в кресло напротив меня и молча протянула руку. Я снял один из наушников, протер его краем футболки и вложил в её ладонь.
Вместе мы прослушали ещё три композиции.
Мама задумчиво смотрела в окно, а я наблюдал за ней и думал, что она в свои сорок пять лет даст фору многим молоденьким девушкам.
В очередной раз осознал, какое все же дно мой отец, раз бросил ее: любящую, красивую, добрую, понимающую и успешную в карьере женщину. Променял на ту, которая готова с улыбкой отсосать его сыну в туалете.
В эту минуту вдруг подумал, что не знаю, кого в этой ситуации действительно следует жалеть. Отца, уверен, без-пяти-минут-рогоносца, если не уже… или маму… Углубиться в размышления не удалось, мама сняла наушник из уха и тихим голосом расколола окружившую нас тишину.
— Твой папа звонил мне сегодня. Мы немного поговорили. — взгляд на меня. — Мне известно о просьбе его новой жены. — свет бледной луны осветил ее грустную улыбку.
— Мам, я…
— Мне казалось, что я поступаю правильно, когда прошу тебя общаться с отцом. Ведь то, что мы с ним разошлись, вовсе не означает, что и вы с Лизой должны перестать с ним видеться или поддерживать контакт.