– Ты там еще не начал разговаривать с овцами?
– Почему сразу с овцами? Тут еще и лососи есть.
– Неужели тебя так довели кошмары…
Мертвые глаза. Запавшие щеки. Восковая кожа. Кристаллики льда на ресницах и голубых кончиках носов…
– Могу спать только после выпивки.
Точно так же говорил и его отец.
– Тебе надо вернуться в Лондон, Джонатан. У тебя здесь друзья.
– Друзья были у нас с Эми. А у меня лично ни одного нет.
– Слушай, ты ведь меня понял. Тебе не следует превращаться в отшельника. У меня дома есть гостевая комната, на двери которой табличка с твоим именем. Можешь пожить у нас с Мардж, сколько потребуется. Только скажи.
– Приеду на суд, если понадобится выступить в качестве свидетеля. Но жить мне лучше здесь.
– Не уверена, что это настоящая жизнь, – мягко сказала Эди.
Самое интересное, что она была права.
– Ладно, – вздохнула агент. – Забери завтра почту, и я еще раз позвоню. Тебе действительно нужно с ней ознакомиться. Я тут кое-кому кое-что обещала. Потом поговорим. Сходи в почтовое отделение, пожалуйста. Можешь сам меня набрать в любое время.
– Пока, Эди. Береги себя.
Джон нажал на кнопку отбоя и, прихватив бутылку, вышел на улицу – насладиться дикой природой.
В словах Эди был смысл, а в его отшельничестве – нет. Только какими он располагал вариантами? Стоило подумать о книге или подкасте, и перед глазами немедленно появлялись пять отрубленных голов и расчлененное тело шестой жертвы, которую выбросили, словно мусор. Он вспомнил стук, с которым один из страшных экспонатов выставки Сирила выпал из морозилки, и слова инспектора Атертона:
«Если вы делаете из убийства гламурный продукт, рано или поздно получаете труп на своем крыльце».
А больше Джонатан ничего делать и не умел. Как и его отец.
На следующий день он забрал в деревне скопившуюся за две недели почту. Женщина за стойкой, которую явно ничему не научили предыдущие визиты Джонатана, попыталась его разговорить:
– Завтра опять обещают дождь, – начала она, вручая ему пачку конвертов. – Крыша все протекает? Должно быть, ужасно, когда в доме сырость.
Во время ливней дождевая вода просачивалась сквозь прорехи в шифере и стекала по стене кухни. Джонатан постоянно держал пластмассовое ведро у дивана и кастрюлю у кровати – в тех местах, откуда тоже капало. На прошлой неделе обнаружил выросший в ванной гриб, просунувший мягкую шляпку в щель между стеной и полом. В дождь по окнам снаружи ползли прозрачные струи, из-за которых воздух казался серым, а озеро походило на старый железный лист. Джонатану отсутствие цвета нравилось и даже успокаивало: лучше так, чем яркая круговерть, возникающая по ночам перед закрытыми глазами. Лучше запах сырости, чем тот смрад, что отложился в его памяти.
– Обязательно напомню Каллуму Моррису, как только его увижу, – продолжила женщина. – Он худший арендодатель в мире, пальцем о палец не ударит, пока его не пристыдишь.
Джонатан пожал плечами и ничего не ответил.
Заглянул в магазинчик: надо было купить фасоль, бекон, яйца, хлеб, молоко и кофе, а еще пару пачек парацетамола. В отличие от предыдущих дней, задержался у стойки с газетами, глянул на заголовки. Политика, войны, скандалы. Внезапно осознал, что ищет новости об убийствах, и ему стало не по себе.
Поразмыслив, он купил еще одну бутылку виски.
Джон сел в припаркованный на улице видавший виды «лендровер», включил печку и начал просматривать письма. Он помнил, сколько корреспонденции получал в Лондоне, как она шлепалась на пол сквозь прорезь в двери. Говорят, люди перестали писать письма на бумаге, однако ему приходили счета за газ, электричество и интернет, открытки от друзей, приглашения на свадьбы и крестины. Просьбы о сборе средств, письма от матери Эми и от поклонников, которые переправляли ему Эди и издательство, реклама и прочая макулатура.
Жена обожала листать мебельные каталоги и с удовольствием переставляла хотя бы раз в месяц всю обстановку в доме. Хорошо, что только в воображении. Если почту забирала Эми, то раскладывала ее на кучки: это тебе, это мне, это никому не нужно. Раньше, когда поступала важная корреспонденция, она вскрывала конверт и прикрепляла письмо на холодильник разноцветными магнитиками в форме всякой еды – чтобы Джон, решив сделать перерыв в работе и подкрепиться, обязательно его увидел. Увы, это было давно.
Итак, он получил на почте один большой конверт и еще два пухлых пакета. Точно не от друзей; те немногие, что остались, долго пытались до него дозвониться, пока не сдались. Возможно, они отправляли и письма в электронную почту. Джон не мог сказать наверняка: интернет в хижине не работал, а все приложения из телефона он удалил.