— Какой посетитель?
— Ваш адвокат, мэм.
А, Марджори Доусон. Очень вовремя. Перышко не хотела больше ни секунды проводить в этом чертовом месте.
— Тогда пошли, — сказала она, и они пошли.
Проходя мимо мужской камеры, она мельком увидела себя в телевизоре, когда ее сопровождал конвой. Черт возьми! После шести она уже попала в местные новости.
В конце другого коридора, охранник открыл дверь и сказал:
— Сюда, мэм.
Она вошла, и он закрыл за ней дверь. Она осмотрелась. Это снова была женская камера, только уже без решеток и двухъярусных кроватей, но с таким же квадратным столом и двумя складными креслами, на одном из которых сидела Марджори Доусон. Она изучала бумаги, разложенные перед ней на столе. Посмотрев поверх очков, она сказала:
— Проходите, Ширли Анна.
Перышко прошла вперед, положила руку на спинку стула и сказала:
— Меня зовут Перышко.
— Присаживайтесь, Ширли Анна, — сказала Марджори Доусон, как будто не слышала ее.
— Меня зовут Перышко, — повторила она.
Марджори Доусон одарила ее безразличным взглядом, словно она была файлом, который поставили не на то место.
— Мы можем это обсудить, если хотите, — сказала она. — А пока что, присаживайтесь.
Перышко села, скрестила руки на столе и стала ждать. Она не собиралась угождать адвокату.
Разглядывая бумаги, Доусон сказала:
— Вы очень глупая молодая девушка, Ширли Анна, но такая везучая.
Перышко все еще ждала.
Доусон посмотрела на нее.
— Не хотите знать почему?
— Я знаю, что я везучая, — ответила Перышко. — Хотелось бы знать, почему я глупая.
Доусон показала на документ в папке, и Перышко увидела копию своего письма.
— Это не самый удачный вариант шантажа, — сказал адвокат. — Если вам удастся избежать тюрьмы…
— Это не было попыткой кого-то шантажировать, — перебила ее Перышко.
Доусон покачала головой и помахала пальцем.
— Думаю, вы не понимаете всю серьезность ситуации.
Перышко нахмурилась.
— Вы вообще, чей адвокат?
— Ваш. Как вы уже знаете, я говорила с судьей Хигби, и… Не перебивайте меня!
Перышко снова скрестила руки, как Джеронимо.
— Говорите, — сказала она как Джеронимо. — Потом буду говорить я.
— Превосходно, — Доусон казалась немного раздраженной. Она поправила волосы, хотя они были идеально причесаны, и снова уткнулась в письмо, словно подпитываясь его силой. — Вы пытались получить деньги посредством ложных заявлений. Дайте мне закончить! Я говорила с судьей Хигби. И я защищала ваше дело. Да дайте же мне закончить! Я напомнила судье, что вы ранее не привлекались к судебной ответственности, что это ваше первое обвинение и что я подозреваю, что кто-то вас в это втянул. Судья согласился смягчить приговор, если…
Она снова посмотрела на Перышко поверх очков, которая даже не пыталась ничего сказать, а терпеливо ждала своей очереди.
— Если, — продолжила Доусон, — вы подпишите отказ от ваших требований в этом письме и покинете округ Клинтон и никогда сюда не вернетесь, судья вас освободит. Я закончила, — и она и правда закончила свою речь. Она нашла в папке другой документ и протянула его Перышку, которая даже не шелохнулась.
Покопошившись в своем дипломате, Доусон достала из него большую черную ручку с откручивающимся колпачком. Она открутила его, протянула ручку Перышку, и когда та не взяла ее, Доусон посмотрела на нее и встретилась с ней взглядом.
— Вы закончили? — спросила Перышко.
— Вам действительно лучше подписать его, — сказал Доусон.
— Вы закончили? — повторила вопрос Перышко, — Если да, то теперь моя очередь говорить.
Доусон тяжело вздохнула, положила ручку на стол и откинулась на спинку стула.
— Даже не знаю, что еще вы можете мне сказать.
— А если вы не заткнетесь, так и не узнаете, — ответила Перышко.
Это сделало свое дело. Доусон посмотрела на нее с каменным недоверием, и сама скрестила руки как Джеронимо.
Перышко выпрямила руки и сказала:
— Вы ведете себя не как мой адвокат, а как адвокат тех парней, — она указала на письмо, которое отправляла. — Я Перышко Рэдкорн. Моя мать — Морда самки Рэдкорн, моя бабушка — Гарриет Маленькая нога Рэдкорн, мой дед — Медвежья лапа Рэдкорн, который пропал в военно-морском флоте Соединенных Штатов во время Второй Мировой. И все они были потакноби, и я потакноби. Мы все потакноби вплоть до моего прадеда Джосефа Рэдкорна, который свалился с Эмпаер стэйт билдинг.
Доусон моргнула и спросила:
— Вы что, шутите?…
— Он там работал, пока здание строилось, он был на самом верху с еще парочкой могавков. Мама рассказала мне, что семья всегда была уверена, что это они его столкнули, поэтому я тоже так считаю.