Покрышки взвизгнули, когда он свернул налево с Харрисон-веню на Куинстаун-стрит, по которой и ехал, пока асфальт не сменился булыжниками, а в свете редких фонарей стали вырисовываться склады и мрачные фабричные здания из красного кирпича. Птицефабрика располагалась слева, в конце тупика, закопченное кирпичное здание, построенное где-то в двадцатые годы и обнесенное высокой изгородью из колючей проволоки. В окнах, насколько Тоцци мог заметить, свет не горел. Тоцци проехал мимо и развернулся в тупике, что было глупо, и он это сразу сообразил. Если внутри кто-то есть, свет движущихся фар заставит его насторожиться. Не такая это улица, куда можно заехать случайно ночью в будний день. Но, когда свет фар упал на площадку позади фабрики, Тоцци заметил нечто странное. Он остановился и сдал немного назад, чтобы рассмотреть получше.
Там, в углу площадки, были припаркованы три старых трейлера убогого вида. У одного была вдавлена крыша, другой накренился, потому что на одной стороне спустили покрышки. Судя по тому, какие вокруг них вымахали сорняки, эти трейлеры не трогались с места довольно долго. А странность заключалась в том, что к каждому из них от фабрики были протянуты провода. И у всех трех на крыше было пристроено что-то вроде холодильной установки, что казалось несообразным ни с чем. Холодильные установки располагались обычно спереди, прямо над кабиной грузовика. Может, конечно, там хранятся мороженые куры, но Тоцци очень в этом сомневался. Слишком небрежно все было сделано.
Он подъехал поближе, выключил фары и заглушил мотор. Колючки на проволоке поблескивали в лунном свете. Слишком сурово для мороженых кур.
Тоцци вылез наружу и вытащил из багажника кусачки. Подошел к изгороди, выбрал место, где потемнее, и отхватил столько проволочных колечек, сколько счел достаточным, чтобы как-нибудь просочиться. Может, такую маленькую дырку они и не заметят, думал он, укладывая кусачки обратно в багажник. Потом руками раздвинул края отверстия и пролез внутрь. Обдираясь о колючки, он подумал, что надо было откусить побольше колец. Теперь уже поздно.
Он пошел вдоль изгороди, стараясь держаться подальше от тех мест, куда падал свет прожектора, укрепленного на углу фабричного здания. Подойдя ближе к трейлерам, он услышал гудение холодильных установок, которые при ближайшем рассмотрении оказались похожи на те кондиционеры, какие можно видеть в пригородных районах запрятанными в кустах. Первое, что пришло в голову, – ночной игорный притон, однако никаких машин на стоянке не было. Подойдя к ближайшему трейлеру, Тоцци заметил блестящий новенький замок на ржавой щеколде. Он приложил ухо к серому холодному металлу, но услышал только гудение кондиционера. Тогда Тоцци вытащил из кармана связку отмычек и приступил к замку. Тот отскочил довольно легко. Открыть дверь оказалось гораздо труднее. Тоцци вынул из кобуры на поясе револьвер-бульдог 44-го калибра – он ведь не знал, какой дьявол засел там, внутри.
Ржавая щеколда заскрежетала, как ногти по школьной доске, когда Тоцци, схватившись за рукоятку, потянул на себя одну из створок двери. При свете прожектора в темном помещении виднелись странные тени – тени эти имели глаза, и эти глаза сверкали на Тоцци, целое море глаз. С нами крестная сила! Он так и знал, что найдет что-нибудь в этом роде.
Тоцци не спеша забрался внутрь, подняв револьвер вверх, но на всякий случай взведя курок. Несмотря на отчаянно шумящий кондиционер, воздух внутри был горячий и влажный, вонь удушающая – смесь испражнений и дешевого дезодоранта.
Свет с площадки проникал во внутренность трейлера. К стенам в три яруса крепились металлические койки. Когда глаза Тоцци привыкли к полутьме, он смог различить желтовато-бледные лица, повернувшиеся к нему. Он сделал шаг вперед и услышал в темноте за своей спиной чей-то возбужденный голос. Вентилятор на потолке так жужжал, что Тоцци с трудом мог различить слова.
– Говорит тут кто-нибудь по-английски?
Парень, продолжая что-то жалобно бормотать, – по-японски, решил Тоцци, – выступил вперед из тени. Тоцци изумился тому, какой он юный – нет, наверное, еще и двадцати. Изумился он и тому, что парнишка говорил вовсе не с ним. Он втолковывал что-то одному из своих приятелей на нижней койке.
– Такаюки! Такаюки! – повторил он, затем повернулся к Тоцци. – Это Такаюки, – произнес он на ломаном английском, показывая на нижнюю койку. – Он говорить.
Потом парнишка присел рядом с койкой и забормотал еще настойчивее, а Такаюки, лежавший на койке, отвечал односложными репликами. Наконец Такаюки вышел из тени и встал в проходе, глядя на Тоцци. Он тоже был еще совсем мальчишкой, и ужасный кровоподтек расползся у него на пол-лица, как безобразная родинка. При таком тусклом свете было трудно определить, однако по серо-желтому оттенку синяка Тоцци решил, что парня избили несколько дней назад.
– Мы не пойдем на работу, – заявил он Тоцци с прекрасным английским произношением.
– Что?
– Мы больше не будем работать по ночам. Этого нет в соглашении. Мы отказываемся.
Тоцци сжал пистолет в руке и вдруг понял, что бедные дети, наверное, подумали, что он один из головорезов Д'Урсо и пришел затем, чтобы вытащить их обратно на фабрику. Тоцци еще раз всмотрелся в синяк на лице Такаюки, и ему стало жалко парня. Тот храбрился, но голос у него был такой усталый и отрешенный. Он говорил как бы по обязанности, не думая, не веря, что из этого может выйти что-то хорошее.
Тоцци опустил револьвер.
– Я пришел не от Д'Урсо. Я работаю в ФБР.
Никакой реакции.
– Я агент Федерального бюро расследований... полицейский. Ты понимаешь меня? Я собираюсь вытащить вас отсюда. – Тоцци улыбнулся, ободряюще закивал.
Такаюки покачал головой. Он казался еще более удрученным.
– Спасибо, что пришли, но теперь, пожалуйста, уходите. И пожалуйста, закройте за собой дверь. Спасибо.
– Что?
– Вы не понимаете. Если замок окажется сорванным, они подумают, что мы пытались убежать. Последствия будут ужасными.
– Кто «они»? Д'Урсо?
– Да, Д'Урсо, – произнес он нерешительно. – Впрочем, карательные функции обычно осуществляют люди Нагаи.
– Нагаи?
– Да, Нагаи. Чьи же еще? Порядок поддерживают Фугукай. Это они привезли нас сюда. Должно быть, вы это знаете... – Глаза Такаюки расширились, голос пресекся.
Тоцци сопоставлял имена. Д'Урсо, его жена и ее брат тогда, на веранде, упоминали и о Нагаи, и о Фугукай. Называли они и еще какое-то имя. А, черт, какое же?
– А знаешь ли ты человека по имени... Масиро?
В трейлере внезапно воцарилась мертвая тишина. Только вентилятор под потолком гудел и всхлипывал, как живой.
– Расскажите мне все, – сказал наконец Тоцци. – Я ведь могу вам помочь.
Такаюки подошел к своей койке, поднял тощий матрас и вытащил Оттуда истрепанную газету. Это был номер «Пост» недельной давности. Тоцци узнал заголовок: «Жук смерти найден в порту».
Такаюки протянул газету Тоцци.
– Мы воруем газеты у водителей грузовиков, чтобы знать, что творится в мире. Знаете, кто эти двое, которых убили? Мой двоюродный брат и его невеста. Они пытались бежать, но Масиро нашел их. И такая им была назначена кара.
– Ты точно это знаешь? Ты уверен, что Масиро убил их?
– Да, уверен. Масиро всегда сам исполняет приговор. – Такаюки повернулся к свету и провел указательным пальцем по синяку на щеке. Синяк выглядел еще хуже, чем сначала показалось Тоцци. – Это тоже работа самурая-якудза, – сказал Такаюки с горечью. – Причинять страдания и смерть – смысл его жизни.