– Что ты подумал?
– Ну, вчера вечером я говорил с Лоррейн, и она вроде бы надеялась, что ты поживешь у нее пару дней. Поправишься как следует. Я тебя могу подбросить. Время у меня есть.
– Поправиться, а? Так она сказала? Уйти в отставку – вот что она имела в виду.
– Нет, она не...
– Знаешь, вы достали меня, и ты и она. Сотрясение мозга и пара синяков на шее – и вот тебя уже списывают в расход. Всякий раз, как она приходит сюда, у нее такое лицо, такое... «ах-ты-мой-бедненький-старенький-песик». И все время намекает, что неплохо бы мне окончательно уйти в отставку. Теперь еще тебя перетянула на свою сторону. Знаешь, если ты тоже думаешь, что со мной все, черт с тобой, Тоцци.
– Эй, послушай, я же ни слова не сказал об отставке. Но я думаю, что ты для разнообразия должен прислушаться к Лоррейн. Она любит тебя, кретин. Беспокоится о тебе. Ну проведи ты с ней выходные. Доставь ей радость.
– С этой своей дерьмовой заботой она превращается в старую халду. Но если она думает, что может и из меня сделать старого хрыча, то пусть лучше подумает еще раз.
– Ну хорошо, ладно, она тебе плешь проела, но ведь она вся извелась из-за тебя. Она ведь знает, какой ты непрошибаемый. Знает, что не станешь себя щадить. Она просто хочет, чтобы ты поправился, вот и все.
– Я уже поправился, со мной все в порядке, и я выхожу на работу. С завтрашнего дня.
– Не дури. Отдохни несколько дней.
– Обсуждение закончено. Я не желаю больше об этом говорить. Дело закрыто. – Гиббонс нагнулся за чемоданом и снова почувствовал когти.
– Поставь на место. Я отнесу.
– Я сам.
– Мадонна, вот упрямая голова!
– Не надо драм, а? Пошли.
– Погоди минуту. Завтра суббота. Как это ты пойдешь на работу?
– Я же не идиот, Тоцци. Я знаю, что не смогу работать на всю катушку. Не надо торопить события.
– Так что же ты собираешься делать?
Гиббонс тяжело вздохнул.
– Собираюсь засесть в машине с биноклем и понаблюдать за домом Д'Урсо, вот что я собираюсь делать. Я надену воротничок, захвачу подушки – будет не хуже, чем дома на диване. Судя по тому, что ты мне рассказал, дело не терпит отлагательства, и кто-то должен хотя бы попытаться установить наблюдение за домом парня, у которого шестьдесят рабов заперто на фабрике. Ты не согласен?
– На все сто процентов. Думаю, мы должны установить слежку за домом Д'Урсо.
– Не мы, Тоцци. Я.
– Заезжай за мной в восемь. Я кофе куплю.
– Если ты хочешь найти что-нибудь для Иверса к следующей неделе, тебе лучше приподнять зад и хорошенько побегать. Я обойдусь и без твоей компании.
Тоцци ухмыльнулся.
– С чего же начинать беготню, как не с дома Д'Урсо? Посигналь, когда приедешь. Я сразу спущусь.
Гиббонс терпеть не мог, когда Тоцци сохранял невозмутимость. На самом деле не так-то уж и плохо завтра посидеть вдвоём, к тому же вряд ли он сможет целый день водить машину. Пусть Тоцци приходит. Если только будет молчать о Лоррейн.
– Я и еды какой-нибудь куплю, – добавил Тоцци. – Ты любишь медовые булочки, да?
Гиббонс отрешенно вздохнул.
– От тебя, Тоцци, у меня просто дырка в голове. Будь готов к семи. И я терпеть не могу медовых булочек. Купи рогаликов с корицей.
– Ладно.
– И помни, о чем мы договорились. Если к среде ты не раскапываешь ничего нового о работорговле, мы сообщаем Иверсу все так, как есть.
Тоцци прикрыл глаза и кивнул.
И тут низенький молодой человек в круглых очках в металлической оправе ворвался в палату, толкая перед собой каталку.
– Ну вот, мистер Гиббонс. Пора ехать. Прыгайте в седло.
Гиббонс развернулся и зашагал прочь на негнущихся ногах. Он поглядел сверху вниз на санитара, так что воротник врезался в челюсть.
– Убирайтесь с глаз моих, пока я не выкинул вас и вашу каталку в окно.
Санитар застыл с открытым ртом. Очки его сверкали. Гиббонс обошел его. Тоцци следовал за ним, прыская в кулак.
– Но, мистер Гиббонс... – слабо возразил санитар.
Гиббонс все шел себе и шел, волоча чемодан по полу.
– Не переживай, парень. Со мной ничего не случится. А тебе, черт возьми, желаю всего наилучшего.
Глава 24
Тоцци перетащил телефон на другой конец кровати и сел, прислонившись к стене.
– Лоррейн, послушай меня. – Он приложил трубку к другому уху. – Я же тебе говорил. Я пытался его убедить, но он и слушать не захотел. – Тоцци взглянул на часы. Они уже двадцать минут разговаривают.
– Но ты же обещал, Майкл. Ты сказал, что привезешь его ко мне.
– Говорю тебе, я пытался. Но ты должна понимать, что сейчас он слишком болезненно все воспринимает. Он не хочет, чтобы с ним обращались, как с инвалидом, и, честно говоря, я его за это не осуждаю.
– Я не собираюсь с ним обращаться, как с инвалидом. Я просто хочу, чтобы он отдохнул, будь оно все неладно. Он не должен работать – это и врач говорит.
– Да-да, я все это знаю, но Гиб всю свою жизнь был специальным агентом. Он никогда не сидел в конторе. Он всегда работал на улице, вел оперативные расследования – это он умеет, это он и делает. И беспокоится, что больше не сможет этим заниматься.
– Он так говорит?
– Нет, но я его знаю. Он так думает. Он не хочет уходить раньше времени.
– Ну что вы оба за люди такие? Вы два сапога пара. Упрямые, гордые – и все для чего? Для вящей славы ФБР?
– Да нет же, нет, ты не понимаешь. – Тоцци отвел трубку от уха. Ухо вспотело. – Он думает, ты хочешь, чтобы он ушел в отставку. Это и мучает его. – Зачем он ей все это говорит? Не он, а Гиббонс должен был провести такую беседу. Гиббонс должен был уже давно ей все это изложить. Где-то Тоцци готов был согласиться с двоюродной сестрой. Так почему же он должен защищать Гиббонса? Черт.
– Я уже давно перестала надеяться, что он когда-нибудь выйдет в отставку. Я просто хочу, чтобы он поправился до того, как его снова отделают. И что за трагедия, если он немножко посидит дома? Скажи мне правду. Если этот психованный каратист узнает, что Гиббонс разгуливает по улицам, не пожелает ли он закончить начатое?
– Я же не психиатр. Я, Лоррейн, не умею читать в душах. На какой-то момент на линии воцарилась напряженная тишина. И Тоцци слышал в трубке только свое дыхание.
– Ответь мне на один вопрос, Майкл. Ты согласен, что ему нужно отдохнуть, что он не должен работать, по крайней мере до тех пор, пока врач не разрешит?
– Да, я согласен, что ему нужно отдохнуть. – Он не станет, пожалуй, говорить, как долго. Они уже пререкались по поводу того, сколько времени понадобится Гиббонсу на поправку – несколько дней или несколько месяцев.
– Так если ты согласен, что ему нужно отдохнуть, какого черта ты тащишь его завтра на слежку?
– Не ори, Лоррейн, я хорошо тебя слышу. – Ну что ты привязалась ко мне? Я просто стараюсь вам обоим угодить.
– Почему, Майкл? Скажи мне, почему ты тащишь его на работу на следующий день после выписки из больницы?
Просто невероятно, как она становилась похожа на свою мать, когда начинала беситься. Будто говоришь с тетушкой Филоменой, занудой из зануд.
– Во-первых, Лоррейн, наблюдение за домом Д'Урсо – его идея, не моя. Это я к нему навязываюсь, чтобы проследить за ним и тебя утешить. Ясно? – Будто мне больше делать нечего.
– Так знай: это нисколечко меня не утешает.
– Послушай меня. Мы будем просто сидеть в машине и следить за домом того парня из мафии, только и всего. Гиббонс наденет воротник, захватит таблетки. Устанет – полежит на заднем сиденье. Как дома на диване.
– Это все фигня, Майкл, и ты это знаешь. Вы поедете куда-нибудь в Ньюарк, в Богом забытый квартал, искать приключений на свою голову.
– Неправда. Мы поедем в прекрасный, богатый пригородный район, где все так шикарно, что ни одной собаки не встретишь. Поверь мне, с Гиббонсом ничего не случится. Я тебе гарантирую.
– Да как ты можешь что-либо гарантировать? Ты уже обещал привезти его ко мне и не сдержал слова. Да, тетушка Фил.
– Где точно вы будете завтра? – продолжала она. – Я хочу знать.