– А где ж мне еще, к чертям собачьим, быть? Играть со старыми развалинами в домино? Да клал я на это с прибором!
Он поднял свой стакан и отхлебнул из него. Его руки тряслись чуть сильнее, чем сначала показалось Тоцци.
– Эй ты! – внезапно закричал Жюль, тыча корявым пальцем в лицо крупье. – Ко мне пришла дочурка. Подержи мое место, поняла? Я еще вернусь.
Негритянка дипломатично улыбнулась, но ничего не ответила. Старший крупье, невысокая блондинка в сером костюме, услышала голос Жюля, прислушалась к его словам. Как и остальные старшие крупье, работающие здесь, она выглядела банковской служащей, разве только куда более улыбчивой. Жюль был уже настолько не в себе, что позабыл о том, как быстро крупье сменяют друг друга за столами, а это ведь означало, что негритяночка не может гарантировать ему места за столом по его возвращении. Поэтому-то она и поступила правильно, не возразив ему: малейшее проявление недовольства со стороны клиента в таких заведениях может стоить служащим их места.
– Не надо так кричать, папа.
Он приблизил свое лицо вплотную к лицу Джоанны и громким сценическим шепотом пояснил:
– А с чернозадыми иначе нельзя. Они иначе просто не понимают.
Тоцци никогда не удавалось понять, каким образом многим старикам удается нести всякий расистский вздор без малейшего ущерба для собственной физиономии. Крупье подождала, пока Жюль не соберет свои фишки, и начала следующую партию. Старший крупье позволила себе вновь улыбнуться, когда он поднялся из-за стола.
– Папа, позволь представить тебе моего друга, – сказала Джоанна, торопясь увести его от стола. – Папа, это Майк Тоцци.
Странно было слышать это имя из ее уст. Он уже привык к тому, что она называет его «мистер Томпсон», сопровождая это обращение иронической усмешкой.
Тоцци протянул руку отцу Джоанны.
– Come stai, мистер Коллесано?
Жюль широко улыбнулся и, обхватив руку Тоцци своей лапищей, сжал ее с неожиданной силой. Тоцци показалось, что он с первого взгляда сумел понравиться старику. Жюль был из этаких. Для людей его типа все человечество делилось на три группы: негры на самом дне социальной пропасти, белые посередке и итальянцы – на самом верху. Причем «итальянцы» относилось только к сицилийцам и неаполитанцам. Конечно, Тоцци рассчитывал на то, что разговор у них пойдет на английском, потому что, за исключением бранных слов и названий кушаний, знал по-итальянски всего несколько слов.
– Хотите выпить? – внезапно спросил Жюль.
И, не дожидаясь ответа, окликнул крашеную блондинку-официантку, сновавшую у соседнего стола:
– Мисс... мисс...! Две штуки этого самого.
И поднял в воздух свою фляжку, чтобы показать, что он имеет в виду. Жюль, судя по всему, думал короткими фразами, которые толчками выплескивались наружу. Между этими всплесками мысль его где-то витала, а лицо становилось безмятежным и даже в каком-то смысле безгрешным.
– Нет, благодарю вас, мистер Коллесано, – воспротивился Тоцци. – Пожалуй, еще рановато.
Было начало двенадцатого.
– Да бросьте вы! Здесь ведь все самое лучшее. Другого я бы не пил. А для серьезных игроков все равно бесплатно. – Он хрипло расхохотался. – Так что давайте пейте.
Джоанна, улыбнувшись, промолчала. Скорее всего она давно решила, что с отцом проще всего во всем соглашаться. Когда крашеная блондинка принесла бокалы, Джоанна взяла свой, хотя ее даже не спросили, будет ли она пить.
Официантка была не первой свежести, но выглядела недурно. У нее были великолепные ноги, из-за чего ее здесь скорее всего и держали. В этом казино – в «Империале» – форма официантки представляла собой черное блестящее трико, черные колготки и черные туфли на шпильках. Тоцци, однако, заметил, что обнаженные плечи официантки были в веснушках. У Роберты все тело было в веснушках. Тоцци вспомнилось, как ненавидела их его бывшая жена. Он взял бокал с подноса и, когда Жюль произнес: «Салют!», из вежливости пригубил. Это была водка с апельсиновым соком: сок был превосходен, а водки много.
Старик следил за тем, как он пьет, и на лице у него была ухмылка, означавшая: а что я говорил!
– Ну а что я вам говорил? В этом городе Жюлю Коллесано подают только самое лучшее. Это мой город.
Тоцци посмотрел на Джоанну, и в ее ответном взгляде можно было прочесть боль и жалость. Она ведь предупреждала Тоцци, что ее отец уже не в своем уме. Время от времени он погружался в прошлое – и тогда ему казалось, будто он по-прежнему тайный хозяин Атлантик-Сити. Так она объяснила. В казино «Империал» он бывал постоянно, поэтому здесь ему подыгрывали. И лишь когда он отправлялся в другие казино и начинал строить из себя босса там, возникали серьезные проблемы.
Жюль внезапно начал смеяться – беспричинно, тоскливо, всезнающе.
– Это по-прежнему мой город, – повторил он, но уже не так громко.
Джоанна отвернулась.
– Здесь слишком шумно, – объявил Жюль и отправился к ближайшему выходу.
– Эй, ты в порядке?
Тоцци взял Джоанну за руку.
– Все нормально. – Но она по-прежнему отворачивалась. – Я сейчас вернусь. – И стремительным шагом пошла в женский туалет.
Тоцци прошел следом за Жюлем через пурпурно-черные стеклянные двери, благодаря которым в казино вечно царила полуночная атмосфера. Солнечный свет, встретивший их в холле, оказался настолько ярким, что Тоцци почудилось, будто старик стоит у подножия лестницы, ведущей на небеса, и готовится предстать перед Творцом. Тоцци подошел к окну, где уже стоял Жюль, уставившись на мостовую и на далекую панораму океана. Солнце обжигало лицо Тоцци, он заморгал. Жюль любовался морскими волнами, его кожа при свете дня казалась смертельно бледной. Маленький скорбный призрак – вот как он сейчас выглядел.
– Сделай мне одолжение, – сказал он Тоцци. – Будь с нею ласков.
Тоцци не знал, что ответить.
– Ну конечно... То есть, я хочу сказать, а как же иначе?
Жюль презрительно рассмеялся.
– Ричи вел себя с ней как настоящий сукин сын. Не хочу, чтобы она опять нарвалась на что-нибудь в том же духе.
– Да ладно вам... Я ведь не Ричи.
Жюль ничего не ответил. Нахмурившись, он глядел на океан.
Тоцци не знал, в какой степени, на взгляд старика, он может быть осведомлен о Варге. Ему хотелось, чтобы Джоанна поскорее вернулась.
– Она рассказывала мне, как он ее бил, – сказал Жюль, искоса глядя на Тоцци. – Я не думаю, чтобы это было правдой. Не похоже.
– Почему вы говорите мне это, мистер Коллесано?
Жюль отхлебнул из своей фляжки.
– Это не его стиль. – Он вытер рот тыльной стороной ладони. – Он был слабак. Никогда ни с кем не дрался. Боялся получить сдачи. Он и от женщины боялся получить сдачи, пари держу.
– Вот как?
– Да уж ни малейших сомнений. Да, на каком-то празднике его, помню, поколотили. Старший сын Матти О'Брайена, вот кто. Кто-то из парней Матти решил, что Ричи заигрывает с его женой, и сын Матти послал его к чертям при всем честном народе. А Ричи застыл на месте, покраснел, как идиот, и что-то залепетал. Парень избил его на глазах у всех, а Ричи и пальцем не шевельнул. Я так взбесился, что сам едва не прикончил ублюдка. Да и как, понимаешь, все это выглядело? Моего чертова зятя, моего заместителя избивают, а он ведет себя как самый последний трус!
– Но, может быть, притворялся. Чтобы вы подумали, будто он трус.
– Да трус он и есть! Маленький, жалкий, трусливый червяк. Или, думаешь, эта чернильная задница умела вести дело по-настоящему? Да ни за что в жизни! Своего дела ему век не видать, что бы он ни вытворил! Век не видать!
Тоцци кивнул и отхлебнул из стакана. Валяй говори дальше, Жюль.
– Но ему хотелось самостоятельности. Он твердил мне об этом не переставая. Я говорил ему: будь паинькой и оставайся при мне. Я ведь дал ему хорошее место. Лучшее, чем он того заслуживал. Но ведь, когда выдаешь дочь замуж, хочется подсобить зятю – что в том дурного? Даже крупные бизнесмены так поступают. Я приглядывал за ублюдком... а потом ублюдок начал приглядывать за мной.
Жюль, поднеся руку козырьком к глазам, уставился в океанскую даль. На горизонте было видно с полдюжины кораблей.