Открываю ее и вхожу в темное нутро. Даже посреди дня свет едва проникает сюда сквозь маленькие окошки, расположенные высоко под потолком.
Бар выглядит совершенно иначе без мигающих лампочек и толпы народа, зажатой стенами. Столики на высоких ножках чисты и пусты, черный пол отполирован до блеска, в колонках журчит какая-то тихая инструментальная музыка, а единственное освещение во всей комнате – подсвеченные витрины с ликерами, расположенные за стойкой.
Нэш сказал, Кэш будет здесь весь день, но я начинаю думать, что надо было назначить определенное время. Просто не знаю, где его искать.
Шлепанцы тихонько щелкают по пяткам, я иду по комнате, подхожу к стойке и выдвигаю стул, чтобы посидеть, надеясь, что Кэш приглядывает за помещением, раз уж дверь открыта.
И чуть не проглатываю язык, когда внезапно из-за стойки высовывается сам хозяин заведения.
– Ты, должно быть, Оливия.
– Святая матерь ада! – выдаю я, хватаясь за грудь, чтобы унять сердце.
Он смеется:
– С таким языком ты тут приживешься.
Если бы я не была сильно ошарашена, то, вероятно, стала бы возражать против его замечания. Но вместо этого я смеюсь:
– Ты выявил худшее во мне. Что тут скажешь?
Кэш одет в черную майку, мускулистые руки обнажены, видна затейливая татуировка на левой стороне груди. Я стараюсь не думать о нем как о парне, при взгляде на которого текут слюнки, но именно это навязчиво лезет в голову.
Черт побери!
Он ставит локти на барную стойку и наклоняется ближе ко мне:
– Это потому, что ты не дала мне возможности выявить в тебе лучшее.
Голос у Кэша низкий и тихий, брови выгнуты почти как в первый вечер – вызывающе и с намеком на непристойность. Пульс у меня учащается.
Боже правый, он еще более заводной, чем я помню!
Кое-как мне удалось убедить себя, что он не так привлекателен, как Нэш; из двоих парней плохой – он, потому и нравится мне меньше. Боже мой, я была не права!
Отчаянно пытаюсь собраться с мыслями и на этот раз произвести хорошее впечатление. Ясно, что у меня только один шанс исправить первоначальное.
Я вежливо улыбаюсь и отвечаю:
– Ну, это не составит труда, если я начну работать у тебя.
Кэш отклоняется назад и криво усмехается:
– Уже грозишь делом о сексуальном домогательстве?
– Нет… я… конечно нет! Я… не имела в виду… на самом деле я хотела сказать… – В голове раздается звук падающего с неба самолета; скорость увеличивается, лайнер врезается в склон горы… взрыв.
Заткнись, Оливия! Прошу тебя, просто умолкни!
– Не иди на попятный! Только стало интересно!
Набираю в грудь воздуха. Мне легче, и в то же время я слегка раздражаюсь.
Он дразнит меня!
– Ты всегда такой злобный?
– Злобный? – с невинным лицом переспрашивает Кэш. – Я? Не-е-ет.
Улыбаясь, он кладет ладони на стойку, приподнимается, перекидывает через нее ноги и соскакивает на пол рядом со мной. Я на секунду зажмуриваюсь в надежде, что вид его бицепсов и трицепсов, играющих под гладкой кожей, не врежется навсегда в мою память. Думаю, я опоздала, потому что это видение стало последним перед тем, как мои веки сомкнулись.
Черт побери!
– Нэш сказал, ты работала в баре?
Я открываю глаза и вижу Кэша. Он смотрит на меня, стоит так близко, что я различаю едва заметную линию, где заканчивается черный зрачок и начинается почти черная радужка. Какие восхитительные глаза!
Брови Кэша приподнимаются – с намеком.
– Прости? – не понимаю я.
– Ничего. Не думаю, что это имеет значение. Если ты всегда так очаровательна и сексуальна, никого не будет интересовать, быстро ли ты наливаешь выпивку.
От этих слов я слегка вспыхиваю. Они не должны доставлять мне удовольствие. Но доставляют. Совсем немного.
– Это не проблема.
– Что? Твоя сексуальность? Нет, я это вижу.
– Я не то имела в виду. Я два года работала в одном из самых популярных спортивных баров в Солт-Спрингсе. Так что смогу стоять за стойкой и у тебя.
Кэш скрещивает на груди руки и притворно улыбается:
– Ты уверена?
Чувствую, как у меня сама собой выпрямляется спина.
– Я уверена.
– Люди, которые сюда приходят, хотят, чтобы их не только обслужили, но и развлекли. Думаешь, ты и с этим справишься?
Что это означает? Признаюсь себе, что понятия не имею, но рот уже открыт.
– Нет проблем.
– Тогда ты не станешь возражать, если я устрою… прослушивание.
Кэш замолкает, в наступившей тишине чувствую, как по спине ползет холодок. Я откашливаюсь и извлекаю из глубин собственного «я» запас храбрости.
– Прослушивание? И в чем оно будет заключаться?
Несколько секунд Кэш ничего не отвечает. Этого хватило, чтобы меня внутри всю перекорежило. И еще чтобы я вспомнила все типы прослушиваний, какие знаю (парочка из них привела меня в восторг).
Включи мозг, Лив! Он слишком много на себя берет!
Кэш смеется:
– Ничего чересчур креативного. Не хочу испытывать судьбу на предмет исков о сексуальном домогательстве. Пока.
– Ты пытаешься выставить меня?
– О, перестань. Не хочешь ли ты сказать, что ни разу не работала на человека, которому нравишься? Могу побиться об заклад, с такими девушками, как ты, это случается постоянно.
Рот готов расползтись в глупой улыбке, но я сдерживаюсь. Не могу допустить, чтобы Кэш понял: мне приятно слышать, как он признается, что я ему нравлюсь, тем более что «приятно» – это зашифрованное «задыхаюсь от восторга».
– С такими девушками, как я? – спрашиваю как можно более спокойно.
– Да, с такими, как ты. – Кэш наполовину прикрывает веки, отчего глаза становятся тяжелыми, полусонными, как в спальне, и его голос – будто шелковые простыни, на которых, в моем воображении, он спит. – Вздорными, сексуальными, чертовски эффектными. Могу поклясться, нет такого мужчины, которого ты не обведешь вокруг своего маленького пальчика.
Кэш смотрит на меня так, будто хочет раздеть прямо здесь и сейчас – в пустом баре с приглушенным светом и мягкой музыкой. И какая-то маленькая часть меня желает, чтобы именно это он и сделал.
Я фыркаю.
О мой бог, я фыркаю!
– Едва ли.
– Да, ты просто так говоришь, но я могу побиться об заклад, ты окрутишь любого парня, какого захочешь. – Обсуждая меня, он склоняет голову набок. Такое чувство, будто он взвешивает меня, оценивает. – Но может быть, ты себя плохо знаешь?
– Я… я… не понимаю, о чем ты, – говорю и ненавижу себя за то, что голос звучит так, будто я задыхаюсь. Кэш не должен знать, как он на меня действует.
– Хм, – вот все, что произнес Кэш. Еще несколько секунд он пытается просчитать меня, а потом улыбается. Это вежливая улыбка, которая говорит, что он возвращается к делам. Ну, по крайней мере настолько, насколько он был ими занят. – Итак, прослушивание. Можешь выйти на смену завтра вечером?
Противно отпрашиваться у Тэда, но я не хочу увольняться, пока не получу работу здесь. Так что остается одно из двух: или звонить Тэду, или пустить по ветру это прослушивание. Выбор невелик.
– Конечно. В каком часу мне надо быть здесь?
– В семь. Тогда Тарин успеет показать тебе все до открытия в девять.
– Звучит хорошо, – кивая, говорю я. Тишина растягивается между нами, я не знаю, на что решиться. – Что ж, думаю, я лучше пойду, чтобы ты мог вернуться к работе.
– Ты не хочешь спросить насчет денег? Нэш говорил, одна из причин в этом.
Вот дерьмо! Надо же так лопухнуться, забыла спросить про оплату!
Чувствую, как краснею. Молюсь, чтобы тут было достаточно темно, пусть Кэш не заметит, а если заметит, пусть отнесет это на счет того, что мне неудобно говорить о деньгах.
– Да, это так.
– Как насчет двух долларов в час сверх того, что платит тебе нынешний работодатель?
У меня едва не отваливается челюсть.
– Ты даже не хочешь узнать для начала, сколько мне платят?
Кэш морщится:
– Не-а. Я чувствую, что ты этого стоишь.