Они и были рядом. Первой на иглу села Лина и сгорела за два года. Когда ее выкручивало, будто полотенце при отжиме, Аркаша насобирал использованной ваты с опийными нифилями из пепельницы, выварил эти тампоны и уколол любимую. Какое-то время Лину трясло, как отбойный молоток, а может, даже и сильнее — во всяком случае, вскоре душу вытрясло, и Лина умерла. Лицо от смерти спокойнее не стало — на нем навсегда застыла маска страдания, и Аркаша, долгое время избегавший участи любимой, сорвался, не в силах смотреть на это лицо ежедневно и еженощно.
Она теперь всегда была рядом с ним, но когда он был под кайфом — Лина приходила в легком простеньком платье и приносила с собой весну и птичий щебет. А когда его хумарило, она являлась с тем самым мертвым лицом, в черном кожаном плаще, и умоляла уколоть ее хоть чем-нибудь.
Аркаша прошел во дворик и поднялся по ржавой, местами дырявой наружной лесенке без навеса на второй этаж, постучал в тонированное многолетней грязью стекло. Через минуту заскрипели половицы, дверь открыла немая соседка Игоря по коммуналке. Перевязанная грязным платком опухшая щека и потухшие от боли глаза говорили о том, что ей сейчас даже не до жестов. Немая впустила Аркашу, закрыла дверь на засов и ускрипела в свою комнату, самую ближнюю в коридоре. Сколько ее знал Аркаша, она всегда выглядела одинаково — лет на сорок. Хотя, получается, либо тогда ей было двадцать, либо сейчас шестьдесят.
В коридоре очень вкусно и аппетитно пахло ароматной жареной картошкой и отвратительно, мерзко воняло чем-то разлагающимся или давно пропавшим. Дверь Игоря была второй справа и закрыта она не была.
Единственным плюсом всех этих ветхих комнатенок были высоченные потолки, собрать с которых заросли паутины без наличия летательного аппарата было просто невозможно, поскольку ни одна швабра до такой высоты и близко не доставала — даже в стремительном прыжке со стола и при наличии двухметрового роста.
На убогом журнальном столике в квартире Игоря между тремя столь же пустыми, сколь и грязными стаканами была рассыпана сырая вермишель, в которой сноровисто суетилась пара тощих рыжих тараканов. Под столешницей, на покрытом пятнами и затертом ногами овальном коврике, стояло и лежало с десяток разнокалиберных бутылок, в комнате пахло кислятиной и смертью. Друг детства, видимо, маялся похмельем, лежа на жуткого вида диване. Его голова была под подушкой в почти черной от грязи наволочке, само тело, скрюченное под пледом, состоящим из нарисованных квадратиков и пропаленных сигаретами дырочек, признаков жизни не подавало. Аркаша похлопал по пледу в районе предполагаемого бедра друга…
ГЛАВА 25,
в которой наконец-то находятся приемлемые объяснения
Что может быть проще примитивного нуль-передатчика? Только примитивный нуль-аккумулятор.
Мы с Гуру изрядно проголодались и заказали себе пиццу, потому что дома у Володьки ничего скороготовящегося не было, да и тратить время на готовку не хотелось. Вовка извинялся, говорил, что Женька собиралась наготовить ему перед отъездом гору еды, на что получила отказ. Гуру посчитал, что через два-три дня еду придется выбросить, потому что он не очень любил стареющие в холодильнике яства.
Пиццу привезли быстро — огромную, с маринованной говядиной и белыми грибами, под миксом из сыров. То ли она была действительно вкусной, или мы проголодались изрядно, но покончили с ней в считаные минуты — причем Джеральдино помогал в уничтожении холостяцкого ужина нам обоим с поистине пионерским прилежанием и образцово-жалостливым поведением. Наскоро запив тепловатым зеленым чаем, ибо кофе уже поднадоел, мы приступили к разбору полетов. Володька — с чувством выполненного долга перед товарищем, я — честно борясь с сильным желанием закурить.
— Итак, что у нас есть, — тоном высокооплачиваемого лектора начал Гуру. — Имеет место ярко выраженная синестезия непонятного происхождения, разноплановая и непредсказуемая…
— Ага, великий и ужасный, давай по существу, — меня веселило, что Володька становился похож на Карлсона из мультфильма.
— Имеет место трансляция чувственных ощущений по непривычным каналам: вместо картинки — звук, вместо тактильных ощущений — то звук, то картинка, вместо звука — запах…
Происходит это обычно при каком-то душевном подъеме или волнении, причем некоторые «ощущения» изымаются у людей, находящихся неподалеку. Ну, — Гуру перешел на нормальную речь и больше не кривлялся, — например, у брата Светы, у девушки в маршрутке, у Колосова. Причем в последних двух случаях ты слышишь их мысли или видишь реконструкцию событий, с ними происходивших.