— А работать я буду с вами?
— Зависит от того, возьмет ли он вас на работу вообще.
— Мне очень хотелось бы.
— Брум Стрит, двенадцать, — и очаровательная улыбка нью-йоркской победительницы мне вслед.
Толкаюсь в дверях кафе на Брум Стрит с компанией таких же шалопаев, ищущих работу, а с ней и улыбку американской фортуны. Кафе еще не открылось — пустая зала со свежевымытым кафельным полом, химический запах от моющих средств. Блестящие окна с разводами порошка, и такие же, как в ресторане на Деланси, стулья, горой сваленные в углу. Рядом со мной переминается с ноги на ногу существо, напоминающее скорее мужчину, в короткой маечке и обтягивающих шортах.
Входит владелец заведения, говорит, чтобы каждый взял по стулу из кучи. Классный нью-йоркский типаж. За сорок, небрит, лысый, полный, а все равно классный. Мне:
— Есть опыт работы в кафе?
Я перечислил названия всех пабов, баров и кафе, в которых периодически напивался в Англии.
— Оба мне подходите, — показал на меня и сидящее рядом женоподобное существо. — К сожалению, не осталось бланков. Сходите за ними на Деланси и вернетесь сюда.
— Сэр? — окликнул я его, когда мы были уже у двери.
— Что?
— Это мой первый день в Нью-Йорке…
— Формальный адрес — Эссекс Стрит. Рядом с Деланси. Куда вам идти.
Я и тип вышли на залитую солнцем улицу. Тип шел и вертел задницей.
— Сколько дней в Нью-Йорке? — осклабился на меня.
— Я же сказал: первый! Не слышал — я говорил хозяину?
— Это тоже мой третий день в Нью-Йорке. — Он меня не слушал, полностью был поглощен собой, я его совершенно не интересовал. — Третий день без физической любви. Мне этого не выдержать! Моя бедная голова раскалывается. Если не выйдет с этим кафе, пойду работать в мазохистский центр для сексуальных меньшинств. — (Неожиданно.) — Буду рабом, вернее рабыней. За день до того, как уехать в Нью-Йорк, я признался семье, что люблю мужчин. Это было мое мщение за все, что от них натерпелся. В каком они были шоке! Моя семья очень консервативна. Мой отец не гнушался физического наказания. Снимал ремень с пояса и бил меня. Лупцевал прямо по попе!
Я расхохотался.
— Знал бы он, как через пару лет сын будет зарабатывать на жизнь.
Он обиделся и ушел вперед. Нипочему, а мне вдруг расхотелось работать — с ним, не с ним. Я свернул в улицу налево. Я знал, что меня ждет, если вернусь сейчас к Малику, тем не менее шел все быстрее.
Через десять минут я уже сидел на Томпкинс Сквер Парк, курил и старался отвлечься. Вокруг было полно бездомных — я надеялся, что это поможет мне начать думать о чем-то другом. Это было место для серьезных наркоманов и людей без крыши над головой. Они проходили мимо меня, таща за собой одеяла, и громко перекликались. Было бы неправдой сказать, что среди них я чувствовал себя дома, но я хотя бы мог думать. Я втягивал в себя никотин и старался выкинуть из памяти все, что произошло сегодня.
Подошел завернувшийся в одеяло бомж. Хотя солнце грело, я видел, что ему холодно, его бьет дрожь и все лицо в капельках пота.
— Извините, — обратился он ко мне. Голос звучал немного униженно. — Можно у вас спросить… Я даже заложу руки за спину, — вдруг добавил он.
— Зачем же вам закладывать руки за спину?
— Чтобы вы ничего не подумали.
Я начал его отговаривать, но без толку — было видно, как ему самому понравилась эта идея и как сильно он ею увлечен. Он держал руки сзади и многозначительно на меня смотрел, словно проверяя, вижу ли я.
— Можно задать вам вопрос? — с торжествующим видом спросил он меня снова.
— Слушаю.
— У вас не будет сигареты?
Поскольку руки у него были за спиной, мне пришлось собственноручно вкладывать ему сигарету в рот и подносить зажигалку. Он сидел и давился дымом. Ему было очень неудобно из-за позы, которую он принял, но вид у него все равно был довольный.
— Мда… — произнес я нараспев. Мне, ясное дело, хотелось и его захватить «первым днем» и чувством влюбленности во все, на что падает взгляд. Но что-то мешало. — Мда… — повторил я снова. Я понял, что говорить придется мне одному, поскольку рот у него занят сигаретой, а руки помочь не могут. И все-таки сделал проверенный ход: — Мой первый день в Нью-Йорке.
Это не произвело на него никакого впечатления. По бесстрастному выражению лица я сообразил, что если срочно ничего не скажу, этот парень разрушит мое восторженное расположение духа.
— Сижу тут, сраженный любовью, — поспешил я прокомментировать свое состояние.