Она была в каком-то приподнятом, я бы даже сказал, просветленном настроении, и из-за этого я чувствовал себя недостойным просто присутствовать при нашем разговоре. Сердце сжималось — до того хотелось помочь ей, но я не мог и не знал, что ей сказать.
— Надо, чтобы дали работу не меньше чем на две с половиной тысячи в месяц, — плутовато прищурилась она на меня. — Джастин точно ничего не будет делать.
— Джастин?
— Моя дочь.
— Какая дочь? Ах да, вы сказали. Но я тогда, как бы выразиться, не усвоил. Так у вас есть дочка? Сколько ей?
— Джастин? Восемнадцать.
— Врете! — это в самом деле не могло быть правдой.
Глядя на нее, невозможно было представить, что она мать. Она выглядела такой непосредственной и такой хрупкой, как будто была действительно создана только для того, чтобы Майкл все за нее делал. Я представил, как она сидит у себя в гостиной на диване, читает Орвелла и ждет, когда Майкл вернется с работы.
— Красивая? — спросил через минуту.
— В смысле?
— Похожа на вас?
— Совсем не похожа. Глаза такие же, зато волосы рыжие, курчавые и мелко вьются.
— Ух ты — рыжая, классно! Я только что был в Томпикинс Сквер Парк, там листья рыжего цвета.
— Джастин у меня немножко замкнутая. Всегда была такой. Ей постоянно звонят подружки и молодые люди, приглашают куда-то пойти, но она все равно остается дома. Предпочитает рисовать. Она художница и очень, на мой взгляд, талантливая. Ты бы видел, какие замечательные куклы она делает из папье-маше! Она и раньше была замкнутая, а после смерти папы вообще не выходит из комнаты.
Меня удивило, что она назвала своего умершего мужа папой, до этого она говорила о нем, как возлюбленная.
— У нее с рисованием то же, что у меня с чтением. Мы думали отдать ее в арт-колледж, но тут он умер.
— Дайте мне ваш телефон, — сказал я.
— Зачем тебе мой телефон?
— Может, узнаю что-нибудь о работе для вас. Так бывает — держишь в голове, и вдруг само подворачивается.
— Даже только что приехавшим?
— Им особенно. Мне вон мужчина сейчас свой адрес дал. На Пятой авеню. Опять же мои друзья Малик с Джазмин. Вы с ними подружитесь, я уверен. У Джазмин такие четкие суждения! Например, обо мне, — вы бы только знали, какие! Малик на первый взгляд резковат, но он добряк, мягкий.
— Ну записывай. — Она была тронута, я видел.
— Вам надо познакомиться с моей сестрой… Правда она в Москве…
— Она что, живет в России?
Я смешался.
— Я просто думал, как бы вам помочь. Я здесь никого не знаю. Понимаете, хочу вам помочь и не знаю как. А сестра обязательно бы помогла.
Мелисса звонко рассмеялась. Без насмешки, без укора. Все-таки в моей завиральной болтовне было участие, которое проникновеннее правды. Она не могла его не заметить.
— Спасибо. Вот тебе телефон. Позвони. А то мне и поговорить не с кем. Правда — не с кем поговорить. А ты родственная душа — так, по-моему, это называется. Всё. Следующий номер мой. — Я стоял и мял в руках бумажку с ее телефоном. — И будешь звонить сестре — скажи про меня. — На табло появился номер. — Я тебя никогда не забуду, — неожиданно порывисто повернулась она ко мне — и пошла.
До моего номера оставалось семь человек. Не знаю почему, пока я ждал очереди, я поверил, что у меня все получится. Загорелись мои цифры, я смело прошагал к конторке. Клерк — крепко сбитый усталый негр — угрожающе смотрел на меня, как боксер на соперника перед боем. Майк Тайсон таким взглядом побеждал противников еще до первого удара. Деморализовывал.
— Это мой первый день в Нью… — говорю с напором, ведь это должно быть гораздо важнее для моего черного парня, чем для меня. И удивляюсь, что он не реагирует.
— Кем вы собираетесь работать? — перебивает меня.
Звучит не как вопрос, а как приговор, что в этой жизни мне не на что рассчитывать. И я сразу вешаю голову, признавая свою вину. Этот парень знает мою породу. Сотня таких, как я, проходит мимо его стола меньше чем за день. Они являются сюда за чем угодно, только не за работой. Я готов вот-вот согласиться с ним и понуро поковылять отсюда, если бы не мысль, что впереди у меня объяснение с Маликом.
— Это мой пер… — тихо пытаюсь я навязать негру свой неоспоримый, но, увы, приевшийся уже и мне аргумент.
— Ты же не хочешь работать! — заорал он немедленно. Как будто наконец дал мне ответ на слова, с которыми я ко всем пристаю. — Первый день в Нью-Йорке! Приехал сюда, в Америку, и не хочет работать. Не знает, зачем приехал. Ты зачем сюда приехал?
У него усталый вид, но у него хватит сил со мной разобраться.