— Видел я эту татуировку. «Ненавижу ниггеров».
Стиви посмотрел на меня с уважением.
Мы подъехали к месту. Дом, около которого припарковались, был самая настоящая развалина. Ни одной обитаемой квартиры. В одном окне на третьем этаже, несмотря на день, горел свет. Мы поднялись. Мрачные узкие коридоры, обшарпанные стены, лестницы без перил. Мы вошли в квартиру. Большую, в несколько комнат. Все, кроме одной, были совершенно пустыми, голыми. В этой — две подушки на полу. На одной из них сидел, стало быть, Алим.
В нем ощущались выносливость и физическая сила. Бородка и черные брови делали его облик даже не благородным, а чуть ли не одухотворенным. Меня поразило спокойствие его лица — я бы сказал, чистота.
— Что нового на горизонте, Алим? — обреченно спросил Стиви. Обреченно, удрученно.
Алим закрыл глаза и поднял ладони кверху. Огладил ими лицо, словно втирая в себя внутреннюю отрешенность.
— Погано, примерно так обстоят дела, — ответил он. — Проститутки работают как при коммунизме. Все равно, что бесплатно. Сутенеры даже не при коммунизме, а просто как обленившиеся твари.
— Ты приказал одному из них сделать татуировку на лбу. Я не ошибаюсь? — Я спросил без вызова, без подначки. Мне было интересно, что он ответит.
Алим пронзил меня взглядом.
— Кто тебе сказал? — скрежетнул его голос. Он повернулся к Стиви. — Что за фигню гонит твой приятель? Зачем он пришел? Напрягать меня? Кто он?
— Мудрый русский парень, — откликнулся Стиви без всякого энтузиазма. — С душой у него все о’кей. Со всем остальным, правда, не ахти.
— Найти бы девку, из-за которой пришлось сделать татуировку, — сказал Алим. — На меня наехать могут из-за этой суки. Найду — убью!
— Она, похоже, его не убивала, — снова высунулся я.
Алим опять хищно уставился на меня.
— Ты куда лезешь? Ты знаешь эту тварь? Если знаешь — говори. Если нет — держи рот на замке. Откуда нарисовался твой дружок, Стиви? Что он себе позволяет? — И вдруг совершенно неожиданно запустил: — Подожди, вот скоро провернем грандиозную штуку. Взорвем всю Калифорнию вместе с кинозвездами из Беверли Хиллз. Прикончим и не таких, как этот, — он мотнул в мою сторону головой. — Ты что думаешь: Лос-Анджелес — единственный город, который можно запалить? — Он сказал это мне одному.
— Радикальные перемены в обществе? — Я не мог удержаться от болтовни, прущей из меня помимо моей воли.
— Да не то чтобы. — Он равнодушно пожал плечами. — Я за то, чтобы поджигать машины и бить витрины. Но меня интересует духовная сторона бунта, стремление людей к мятежу и беспорядкам, — важно сказал Алим. — Я за любую революцию, независимо от того, с какой целью. Только бы на участника бунта снизошло просветление. Чтобы он подумал: «Вот она где — правда!» И мы добьемся этого! — повысил он голос.
Мне его воодушевление не передалось.
— Мне тут чокнутый бездомный морочил голову какими-то песнями по радио, которые послужат сигналом к взрыву. Джонни Кэш, всякое такое. Он случаем не с вами?
Алим в ярости взглянул на Стиви.
— Ты что, теперь со стукачами ко мне наведываться? Может, в следующий раз прямо с легавыми нагрянешь?
Мы услышали стук в дверь квартиры. Кто-то позвал Алима по имени и вошел. Алим втолкнул нас в пустую комнату.
— С этими суками нет покоя, — бормотнул он со злобой. — С вами сейчас разберусь. — Он захлопнул дверь, щелкнул замок.
В комнате были диван, включенный телевизор и работающий видак, больше ничего. На экране ворошилось любительское порно, звук выключен. Сцена разыгрывалась на диване, на который мы сейчас уселись. — Черт, смотри, кого показывают! — заорал Стиви. — Это же Айрис! Сестра Папы Блэка, из-за которой мы влипли в это дерьмо! Они ее снимали прямо в этой же берлоге!
Девушка на экране не была похожа на порнозвезду. В ее чертах проступало даже что-то аристократическое.
— Все, — мрачно заключил Стиви, — нам крышка.
Он был прав. Я подошел к окну и выглянул наружу. Из окна был виден океан. Пароход, который, пока я дожидался Стиви на остановке, стоял у берега, можно было сейчас рассмотреть из дома Алима. Теперь он отчаливал. Он отплывал неправдоподобно быстро. На моих глазах он почти превратился в точку. Я смотрел на удаляющееся белое пятнышко, в нем сосредоточилось то, что бесповоротно теряла жизнь.
Я глянул вбок и увидел наружную лестницу. Ее низ висел над открытым люком. Алим в спешке не вспомнил, что из этой комнаты можно без большого труда выбраться.