— Недавно включила радио и застала конец этой песни Джонни Кэша. — Она взяла мою руку. — Он пел, а я думала: вот бы ее заказал ты! Они не объявили, кто заказал. Я знала, что этого не может быть, потому что ты никогда не врал мне. Я это ценю. Но все-таки казалось: а вдруг? Миша, а сейчас — вдруг ты можешь слукавить и один раз сказать то, что я хочу услышать? Это ты заказал для меня песню?
— Я, — сказал я.
История с Алимом так на меня подействовала, что Эстер забеспокоилась.
— Мы придумали на день-другой смотаться в Мексику, — предложила она. — Салих одолжил машину у знакомого. А то ты это время сам не свой. Поехали. Может, отвлечешься.
В машине я принял бодрый вид. Возглашал:
— Мексика, дешевый кокаин, — и так далее.
— Мексика — невероятное место, — ответила Эстер тоном лектора по антропологии. — Это уникально, как мирно уживаются там индейские и европейские цивилизации. — Она кивнула на дорогу. — Посмотрите, всего на несколько миль ближе к Мексике, а общее ощущение уже изменилось.
— Ко-ка-ин, — повторил я.
Эстер подняла брови.
— Что это с тобой и у тебя с кокаином? — Она тревожно смотрит на бегущую мимо разделительную линию дороги.
Мы остановились в ближайшем к границе городке. Эстер с Салихом моментально вписались в насыщенную картину. Стали заодно с улицами, плыли по ним — такие же живописные, яркие, как здешние тесные закоулки. Я плелся за ними, как бомж. Ветер поднял ей юбку. Мальчишки высунулись из окон проезжающего старого «кадиллака» и заорали на ломаном английском:
— Мы страстно тебя желаем! Все трое!
Эстер помахала в ответ. Крикнула:
— Боюсь, вы и втроем со мной не справитесь! Но я вас люблю и такими, хвастуншки! Лос амо! — Она послала воздушный поцелуй.
Те схватились за головы от восторга.
Мы находились всего в двадцати милях от Штатов, но Америки здесь не было и следа.
Мы уселись в баре недалеко от центральной площади. Было решено пить текилу, раз уж мы в Мексике. Я действительно был сам не свой. Третий лишний. В двух столиках от нас сидел местный парень с бумбоксом рядом с довольно потертым американцем. Из их магнитофона раздавался испанский рэп.
— О чем рэпуют? — спросил американец соседа. — Переведи.
Тот не ответил. Мрачно разглядывал за окном кафе здоровенного амбала. Весь в черном, тот ходил по улице, как стражник, туда-сюда.
Эстер подняла стакан.
— За нас! — произнесла она.
— Ура! — самозабвенно крикнул я.
Я испытывал желание подчиниться обстоятельствам. У меня пропало всякое чувство соперничества, я был раздавлен. Эстер с Салихом смотрели друг на друга, не отрывая взгляда, и курили. Вдруг она произнесла фразу Умы Турман из «Криминального чтива». Ту, что сказала героиня Умы, отправившись на свидание с героем Траволты:
— Ты это, наверное, тоже ненавидишь? Неловкое молчание? — Она продолжила цитировать «Чтиво», пристально глядя на Салиха, точь-в-точь как Ума. — Почему обязательно надо трепать языком о всяком дерьме для того, чтобы чувствовать себя спокойно? Вот как можно понять, что ты действительно нашла кого-то особенного. Это когда молчишь в тряпочку минуту и не чувствуешь неловкости. — Эстер засмеялась. Она успела захмелеть.
Салих с той развязной интонацией, какая бывает у пьяного, когда его потянуло на откровенность, произнес:
— Могу все бросить и пойти вслед за одной девушкой, которую я недавно встретил. — Он как будто продолжал разговор, который шел у них давно.
Эстер насмешливо прищурилась.
— Люблю неугомонных, — произнесла она с легким презрением. Это был их особый разговор. Неожиданно она сказала чуть заплетающимся языком: — Я хочу попросить у Миши прощения. Прости меня, Мишенька! — Подняла стакан и выпила до дна.
— Что это ты? — спросил я. Выходка мне не понравилась.
Она повернулась к Салиху.
— Я бы осталась жить в Мексике. Здешний дух мне ближе американского.
— С чего ты вздумала просить у меня прощения? — повторил я. — Мы пришли сюда веселиться и выпивать.
Ливиец попробовал поддержать меня.
— За что будем пить?
— За Мишу! — мгновенно откликнулась Эстер.
Салих охотно согласился.
— За Мишу! — воскликнул он. — Только сейчас как следует понял, что это за необычный и редкий парень.
Оба наперебой стали произносить за меня тосты, чокаться и перечислять мои достоинства. Как будто они знают друг друга давно и внезапно пришли вместе к открытию, что мной стоит восхищаться. Я стал нитью, которая их объединяла.