— Снуп Догги Догга слушаешь? — спросил я, переждав. — А альбом Др. Дре «The Chronic»?
— Ну? — резко перебил он меня. Прозвучало так, будто я говорил не о рэп-музыке, а о чем-то совершенно другом, гораздо более важном, и теперь от меня зависело, сболтну ли я лишнее или попаду в точку.
— А песню «Ниггер с пушкой»? «Nigga witta gun» — знаешь? — продолжил я нажимать.
— Ну и что? — все еще недоверчиво прогнусавил он.
По его тону выходило, что я говорю не то.
— Классная песня, — сказал я.
— Нормальная.
— В этом есть какая-то беспроигрышная философия, —
В этом и правда есть ответ на все. Фраза совершенно обезоруживает. Ей нечего противопоставить. Ни белым, ни социологам, ни министрам в Белом доме — никому. Они говорят: «Почему проблема черных в Америке является проблемой для американского общества?» А им на это: «Кто тут дока с ответом на все? Это ниггер с мазафакинг пушкой!» То есть — почему негров надо расценивать не иначе как американскую проблему? А потому, что кто тут дока с ответом на все? Это ниггер с мазафакинг пушкой!
Парень замер, его глаза вылезают на лоб в преувеличенном, слегка наигранном выражении шока. Он делает два шага назад, всем видом дает понять, что собравшимся предстоит увидеть спектакль.
— Кто-нибудь может поверить этому белому? — вопит он. — Кто-нибудь слышал, что несет этот негрила? Бульдог, ты слышал, что только что сказал мне этот ниггер?
Он резко поворачивается к черному парню с внешностью, полностью подтверждающей, что кличку Бульдог он носит абсолютно заслуженно.
— Бульдог, мы с тобой, оказывается, не знали, какое это счастье — быть черным! Зато этот мне только что все объяснил! А мы, Бульдог, с тобой живем и раздумываем над тем, была бы наша жизнь немножечко легче, а зарплата чуть-чуть выше, если бы цвет нашей кожи был малость посветлей. Бум! Бум! — парень выставляет два пальца и делает вид, что стреляет.
Он кривляется и специально говорит громко, чтобы его услышали все. Если я не ошибаюсь, он на меня кому-то жалуется. Меня смущает, что небольшое высказывание на музыкальную тему может вызвать столь бурную реакцию.
— Вы слышали, что этот парень мне только что сказал? — орет парень в полном неистовстве. — Я всегда думал, альбом Др. Дре «The Chronic» стал мультиплатиновым потому, что миллионы белых подростков из пригородов мечтают представить себя гангстерами. Но этот белый чувак подвел под него фи-ло-со-фи-ю! — Слово «философия» он произносит так, будто оно для него иностранное, какое-нибудь древнегреческое, может он знает, откуда оно произошло.
Чернокожие ребята бросили работу, собрались вокруг меня, с любопытством меня разглядывают. Ухмыляются не без издевки, нагло присматриваясь, как к диковинке. Но дружелюбно. Судя по их лицам, вопрос агрессии в этом цеху не стоит.
— И что же ты увидел такого хорошего в том, чтобы быть черным? — хлопает меня по спине Бульдог.
— Наверное, из-за тех, кто считает, что быть черным плохо, — отвечаю я не совсем впопад.
Он закидывает голову назад, выставляет напоказ белые зубы и упоенно хохочет надо мной. Я сморозил чушь, но знаю, что в его смехе нет злости. Я уверяю себя, что эти несколько секунд Бульдог ко всем в мире относится хуже, чем ко мне, — быть может, даже к собственной жене. И вся темнокожая компания начинает похлопывать меня по спине, говорить, что все нормально, и если что нужно, пусть спрашиваю не стесняясь. Каким-то образом я миную все унижения, которые проходят новички и испанцы. Как я это сделал? Сам не знаю. Наверное, потому что я не хочу выигрывать.
Я счастлив. Я рассказываю о себе. Я отвечаю шутками на шутки моих новых темнокожих знакомых. Я признаюсь, что почти бомжевал в Англии. В порыве восторга я привираю, говорю, что перепробовал почти все наркотики, пока жил там. Я прибегаю ко всем моим познаниям черного сленга, которому научился у брайтонского наркодельца Шаки, выходца с Ямайки.
Все это страсть как не нравится испанцам. Толстому начальнику это тоже не нравится. Ничего нельзя сказать по лицу молодого начальника. Он просто зорко наблюдает за происходящим. Он смотрит на все это с непроницаемым лицом комсомольца, потом нагибается и говорит что-то на ухо толстому.
Толстый делает несколько шагов, пристраивается рядом и начинает слушать мой разговор с черными. Он насторожено поднимает голову, когда разговор заходит о моем наркотическом прошлом.