Ясно было, что автобуса нечего ждать, уже ночь, мы двинули пешком. Шли по шоссе, и нас слегка трясло от холода. Я вспомнил волхвов, следовавших за звездой.
— Мы прям как волхвы за звездой! — крикнул я весело. — Загорается звезда, они все бросают и отправляются к ней через пустыню, сами не очень зная, куда и зачем. Главное — ее видеть, главное — путь.
Никто мне не ответил. Но по тишине и деловой сосредоточенности всех на том, чтобы идти не механически, а заново учиться правильно переступать с одной ноги на другую, я поверил, что по делу сказал.
Испанец, который больше всего смеялся над Морисси, что у него очень важный день в Нью-Йорке, утверждал, что знает дорогу. Я же был уверен, что, поглощаемые темнотой, мы с каждым новым шагом удаляемся от того Нью-Йорка, который связывал нас с нормальной жизнью. Мимо нас с грохотом проносились самосвалы. Кузовами и сросшимися с ними прицепами они утягивали частицы наших жизней с собой в ночь. Мы никогда уже больше не будем в состоянии обрести их снова и от этого слабеем. К тому времени, как мы дойдем до Нью-Йорка, мы станем совершенно пустыми.
Ситуацию я видел скорее комичной. Я шел, видел еле различимые спины спутников и минутами с трудом сдерживал смех. Всякий раз, когда Морисси начинал говорить о пропущенном деле, я хохотал вслух. Что все склонили головы и шаркают, тоже было забавно.
— Сейчас бы сидел дома, смотрел бейсбол, — уныло пожаловался тот самый испанец, Педро его звали.
— Насчет волхвов я тебя понял, — не скрывая раздражения, повернулся ко мне Морисси. — А дома-то у тебя пистолет есть?
Это меня ошарашило.
— Пистолет? У меня даже дома нет.
— Плохо, — произнес он строго, назидательно и с упреком. — Еще скажешь, что у тебя нет зеленой карты.
— Карта есть. — Я хотел уловить связь, тщетно. — А что, обладатель зеленой карты обязан иметь пистолет?
— Обязан, — отрезал Морисси с безапелляционной уверенностью. Он был мною сильно недоволен. — Спроси у Тени.
— Тень, — сказал я, — у тебя дома есть пистолет? — Весь разговор был абсурдным, и я опять готов был прыснуть.
— Мой пистолет круче самой отвязной шлюхи с Сорок Второй, — отчеканил Тень. — За одну ночь отправляет спать двадцать отчаянных ниггеров глубоким сном. — Непонятно, был у него пистолет или он просто выдал изречение, которое для него одного кое-что значило. — Я бы даже сказал, вечным сном, — добавил равнодушно.
В нас он не нуждался. Он был невероятно собран. Из-за этого все, что он говорил, смахивало на глубокие изречения. Все замолкали, и ты тут же принимался обдумывать смысл сказанного.
— «Шлюха это… — вникал я в слова Тени. — Как пистолет. Пистолет стреляет, и шлюха… Стреляет… То есть укладывает. Да, точно — метко сказано. Пистолет — девица легкого поведения!»
— О таких я еще не слышал, — заметив мою озадаченность, решил поддержать меня Педро. — Чтобы за одну ночь двадцать самых отчаянных ниггеров. — Он захихикал. — Это не мама Морисси?
— Вы сейчас говорите о моей маме? — полюбопытствовал тот. Просто поинтересовался, о чем речь, будто разговор шел на отвлеченную тему. Скажем, дискутировалось, справедлива или нет политическая система страны. Он и не думал обижаться. — Я толком не знал свою маму, так что ничего про нее сказать не могу. — Он доверительно делился информацией, желая внести в общую беседу свою лепту. — Знаю только, что она была властной женщиной. Ей три негра из трех разных штатов одновременно присылали алименты за детей, которых у нее от них не было. Не знаю, как у нее получилось их так напугать. Мне она говорила, что я родился от бездомной собаки и пакетика крэка, который обронила местная проститутка в нашем квартале. Только, по-моему, она хотела этим сделать мне приятное. Она вообще любила делать людям комплименты.
Теперь мы стояли в квадрате двоящегося синтетического света от подслеповатого фонаря, окруженные кромешной тьмой. Педро был возбужден, прыскал, подхохатывал.
— Защищайся, — велел он мне и, прикрыв левую скулу, показал как. — Сейчас буду атаковать тебя с правой.
Я встал в стойку. Вместо ожидаемого удара с правой он довольно болезненно ударил меня носком ботинка под колено. И разразился гоготом.
— Ты думал, я тебя руками буду атаковать, верно? — Он потерял контроль над собой и ржал идиотически.
Я к нему истерически присоединился. Мне было больно, но я тоже не мог бороться с накатившим приступом смеха.