Навстречу мне через турникет прошагала девушка. Она уже выходила в город, уже заступила за 0 часов, как и я. У нее были длинные стройные ноги и очень короткая юбка. Она перебирала ими так, будто вывела на прогулку. То и дело поглядывала вниз и любовалась на свои потрясающие конечности.
Когда она проходила через турникет, мы оказались совсем близко друг от друга. Она подняла глаза и живо мне улыбнулась. Мне самому стало весело — Нью-Йорк простил меня за то, что я натворил вечером в клубе в Нью-Джерси. Вдруг до меня донесся ее смех, я обернулся. Она стояла и поправляла туфлю, слетевшую с ноги. Закинула голову назад и громко смеялась, ей было очень смешно — из-за туфли и из-за всего. Из солидарности я нагнулся и тоже начал поправлять свой башмак. Стоял согнувшись посреди станции, краем глаза косился на неоновый свет лампочек, отчего мое веселье возрастало.
Я сошел на платформу. В метро было пусто. В это время ночи здесь появлялись в основном одни черные. На моей стороне в отдалении стояла всего одна фигура. На противоположной платформе горстка людей, чернокожий парень, хорошенькая негритяночка и такая же сексапильная испанка. Им было восемнадцать, не больше, красивые, и по тому, как модно и нарядно одеты, ехали в клуб. Я наблюдал за ними, они меня не видели.
Оживленно болтали, парень — молодой человек черной девушки, это было ясно. Вообще все было ясно. Прежде всего — что роман у них начался недавно и чернокожая красотка показывала его своей подружке впервые. Парень шутил, болтал с обеими и очень старался. В какой-то момент девушки схватили его за руки и стали о чем-то горячо просить, и тогда он запел. Пел так себе — негритянский ритм-энд-блюз, но без присущей этому жанру музыкальности. Правда для девушек главное было, что старается. Пока парень исполнял свою песню, испанка с умилением смотрела на подругу, типа «вау, он у тебя такой милый». Потом подняла большой палец вверх, вроде того, что «классно», и тогда черная его поцеловала, а он ее обнял и довольно долго так держал. Ученик, получивший хорошую оценку, или там собачка, выигравшая приз, и с какой стати отпускать девушку?
А я стал вспоминать телефонный разговор с Полиной. На прощание она сказала, что целует. Еще — что принимает ванну. Я спросил, не опасно ли это, если говоришь по телефону, ведь может произойти короткое замыкание. Полина в шутку ответила, что если умрет, то отправится на небеса из-за того, что говорила со мной. «Отпустишь мне грехи?» — спросила меня, и я вообразил, что на том конце провода облизнулась кошка. Шутила, а все равно было приятно. Потом я вдруг сообразил, что она была в это время голая, и как странно, что не подумал об этом тогда.
Пуст был и вагон. Но я уселся в угол. Прислонился к стенке и вытянул ноги. Наискосок сидела чернокожая девушка, несмотря на ночь, в черных солнцезащитных очках. Рылась в маленькой сумочке. Я гадал, что она вынет. Подумал, что едет в тот же клуб, что и я. Вдруг она подняла на лоб очки, подалась вперед и сказала:
— Так странно. Еду от друзей. Вроде и выпила только полстакана шампанского. А в голове шумит, как от бутылки.
Она прижала пальцы к вискам и на секунду закрыла глаза. Потом встала и пошла к дверям. Я хотел сказать, что клуб на Тридцать Второй и она выходит раньше.
Поезд тронулся, начал медленно набирать ход, она шла по перрону в том же направлении, очки были одного цвета с ее блестящими черными ногами. Она остановилась и опять заглянула в сумочку. Мне так не хотелось, чтобы она исчезла! Пока поезд разгонялся, я прильнул к окну и вывернул шею, чтобы не потерять из виду место, где она должна была стоять. В конце концов, я уже не знал, вижу я ее и на платформе ли она еще, не вглядываюсь ли я в свое воспоминание о ней. Поезд нырнул в тоннель, в темноту.
Я начал смотреть на стены вагона. Прямо над дверьми висела реклама мужского и женского белья. Это была реклама с Летицией Кастой, французской моделью. Летиция стояла в одной майке и бельевых трусах, а окружающие ее ребята были одеты в модном тогда гранж-хип-хоповом стиле. Слегка неопрятные и грязноватые. Летиция смотрела на каждого, кто разглядывал этот плакат, а у моделей вокруг нее был заговорщический вид, будто все это делается для тебя и имеет прямое к тебе отношение. Фотография заставляла верить, что она именно то, зачем ты приехал в Нью-Йорк, что вся компания дожидается тебя в одном из здешних дворов и зовет, хотя бы и меня лично, стать таким же молодым, красивым и альтернативным.