— Кто-то пытался насыпать сахар мне в бензобак! — заявил я.
— Вы знаете кто это мог бы быть?
Я словно отключился. Вот же пидор гнойный! Только с огромным трудом я подавил в себе порыв бросится искать брата.
К этому времени пришел отец и мама вкратце обрисовала ему проблему. Затем я еще раз взглянул на воронку и стаканчик и обернулся.
— Где Дэвид?
— Что? — спросил отец. Мама же просто выглядела шокированной.
— Кто такой Дэвид? — спросил полицейский.
Я решил какое-то время не обращать на него внимание и указал родителям на предметы, что тот мне дал.
— Это один из наших стаканчиков для мерок и наша кухонная воронка. Где Дэвид? — тишина оглушала.
Мама искренне пыталась отрицать произошедшее, говорила, что это невозможно, а папа лишь не отрываясь смотрел на воронку и стаканчик для мер. Полицейский еще раз спросил кто такой Дэвид, только в этот раз более требующим тоном.
— Дэвид — это мой старший брат.
Я взял со стола фото семьи.
— Вы видели этого человека? — спросил я, указывая на брата.
Мама попыталась убрать фото прочь, но папа встал на её пути. Полицейский, на нашивке которого было написано Джонсон, признался, что не может сказать наверняка, так как на преступнике была надета зимняя куртка с капюшоном.
— Зеленая с желтым? — спросил я.
— Вероятно.
— Безумие! Офицер, вы ошибаетесь. Я попрошу вас уйти! — прервала его моя мать, всхлипывая.
Папа стал между матерью и копом. Она невнятно что-то кудахтала, а я говорил офицеру Джонсону, что хочу, чтобы преступника нашли и наказали. И тут внезапно раскрылась дверь. «Гений преступного мира» вернулся и даже не удосужился проверить были ли рядом копы.
Мама выскочила из папиных рук и побежала к лестнице.
— Дэвид! В свою комнату, быстро!
— Ну уж нет!
Отец ринулся ко входу и затащил внутрь братца, все еще одетого в свою зелено-желтую зимнюю куртку.
Мама визжала, чтобы коп ушел, но тот лишь встал и сказал: «Я видел его». На этом моменте мама зарыдала, а брат рванулся из рук отца, но впустую.
Джонсон подошел к Дэвиду, развернул его к стене, под плач мамы, завернул ему руки за спину и одел наручники.
— Ты задержан за порчу имущества.
Полицейский глянул на меня вопросительно.
— Офицер, позвольте задать вам пару вопросов. Вы будете писать рапорт об этом?
— Подождите… — вмешался отец.
Я поднял свою руку, чтобы остановить его и посмотрел полицейскому прямо в глаза. Он глянул на отца, но ответил:
— Да, буду.
— То, что вы видели только что… этого достаточно, чтобы моего брата посадили?
Он пожал плечами, помотал головой.
— Арестовали, да. Обвинили? Кто знает. Он ведь несовершеннолетний.
— Я могу забрать завтра копию рапорта?
На меня все странно посмотрели.
— Да, я могу составить вам одну копию. А зачем вам?
— И если я решу обвинить его, как долго займет этот процесс?
Папа и мама начали громко на меня орать, да так, что я не расслышал ответ, но мне было плевать. Если я не определюсь с планом сейчас, то это всё будет не важно.
— Так парень, пошли! — коп потянул Дэвида к выходу.
— Одну минутку — я подошел ближе к испуганному брату, шепнул ему на ухо — Готовь очко, пидор! В камере из тебя негры будут делать девочку.
Дэвид побледнел, отшатнулся. Он начал хватать воздух ртом, пятясь, но полицейский подхватил его под локоть и вытащил из дома.
Боб и Клер шли рядом, пытаясь переубедить копа, но тот был непреклонен:
— Все будет решать прокурор округа — приезжайте с адвокатом в его офис завтра с утра.
Поняв, что с Джонсоном им ничего не удастся решить, родители переключились на меня. От их крика — дрожали окна. Я же был непреклонен.
— Я не могу так жить. Вы представляете, сколько бы стоил новый двигатель? Вы бы за него заплатили? У братца-то точно никаких денег нет. Что дальше? Начнет пробивать шины? Бросать кирпичи в лобовое? Я уже живу с вещами под замком и сплю в полглаза — орал я в ответ — Что дальше?
Папа потер лицо. Шикнул на мать:
— Клер! Иди наверх. Я сказал наверх!!
Хорошо еще, что в доме не было Мэри. Она ушла к подружкам и еще не вернулась. На чью бы сторону она встала?
Мама ушла и Боб, помолчав, спросил:
— Чего ты хочешь, Питер?
— Я переезжаю, пап. Как только найду себе жилье, я переезжаю.
— Нельзя, тебе всего шестнадцать.
— И что? Если я здесь останусь, то не проживу достаточно долго, чтобы дорасти до семнадцати. Ты серьезно думаешь, что он остановится? А?