Я потренировался ходить как хромой калека, целый день кружил в образе по Тоусону. Заходил в магазины, кафе. Мне везде помогали, придерживали дверь. На одной из парковок я столкнулся с… Харперами!
— …а я тебе еще раз говорю — вещала противным голосом Элизабет, выбираясь из автомобиля — Ты не будешь встречаться с Уолшем. Он убийца!
Заплаканная Тэсса сидела в машине и отказывалась выходить.
— Дочка… мама, конечно, резко сказала — Кристофер подошел со стороны пассажирского сидения, наклонился к открытому окну — Но по сути она права!
— Питер защищал себя!
— Теперь это клеймо братоубийцы у него на всю жизнь!
Я приковылял ближе, вытер рукавом пот со лба. А в этом театральном реквизите жарковато!
— Я его люблю!
— Это тебе так кажется — Элизабет подошла к мужу, дернула ручку двери — Открывай и вылезай. Пойдем тебя подстрижем и покрасим. Парни в школе глаз от тебя не отведут. Поверь мне. Скоро ты забудешь этого противного Уолша.
У меня сжалось сердце. Тэсса выглядела замечательно. Даже припухшие глаза не портили ее облик. Нет, какая все-таки актриса! По телефону очень убедительно кашляла, изображая болезнь. Значит, внутренне уже смирилась с решением родителей раз врала мне.
— Подайте пару долларов на пропитание инвалиду, господа хорошие — прохрипел я, шаркая в сторону Харперов с протянутой рукой. Узнают меня или нет? Нет, не узнали.
— Подите прочь! — взвизгнула Элизабет — Развелось бездомных…
Вдруг Тэсса открыла дверь, выскользнула из машина и покопавшись в карманах джинс, вытащила целый ворох долларов.
— Вот, возьмите!
Я благодарно закивал как болванчик, засовывая баксы за пазуху.
— Тэсса! Что ты творишь? — миссис Харпер все никак не могла угомонится — Он же их пропьет!
— Элизабет, пошли — Кристофер потянул жену за локоть в сторону парикмахерской.
На следующий день с утра у меня было первое заседание по дееспособности. Проходил он в балтиморском суде и председательствовал молодой белый судья лет тридцати пяти.
— Спокойно отвечай на все вопросы достопочтенного Бакли — инструктировал меня Штаймайер перед началом — Не торопись, если нужна пауза в слушаниях, скажи, что нужно в туалет. Судья сделает перерыв и я тебя проконсультирую. Предварительно я с Бакли говорил, ситуация ему в целом понятна.
— Итак, слушается дело Уолш против Уолшей — достопочтенный тихонько стукнул молотком, уставился в документы. Потом поднял взгляд на нас, перевел его влево.
— А где вторая сторона?
Секретарь-стенографист — молодая темнокожая девочка — встала, принесла к судейскому месту какой-то документ.
— Ваша честь — Штайнмайер тоже встал — Мы уведомляли родителей Питера о слушаниях, но они как видите, не пришли.
— Я вижу — с иронией произнес судья — Вот тут у меня заявление от мистера Уолша о том, что его жена в больнице, а сам он работает и не может прийти в суд.
— Он мог бы нанять адвоката представлять его интересы — пожал плечами Штайнмайер.
— Откладывать слушания я не буду — Бакли открыл папку с документами, начал их быстро просматривать — Задам вашему подопечному несколько вопросов и вынесу решение.
— Да, так будет замечательно.
— Итак, Питер, расскажи коротко о своей жизни и том прискорбном инцеденте, что случился месяц назад. Помни, что врать нельзя — в суде ведется протокол заседания!
Я встал, еще раз представился. Поправил красивый галстук, рассказал о своих взаимоотношениях с Дэвидом. О его преследовании меня, упомянул сахар в топливном баке Форда.
— Да, копия полицейского протокола есть в деле — покивал судья.
Дальше с дрожью в голосе описал нападение в доме, смерть брата.
— Он точно был больной на всю голову — заключил я — Его надо было лечить.
— Почему же родители этого не делали? — поинтересовался судья.
— Не знаю — я пожал плечами — Думали это возрастное и пройдет.
— Ясно. Расскажи о своей нынешней жизни. С каких доходов ты живешь?
Я описал свою съемную квартиру, поведал о музыкальной группе. Тут Бакли поморщился. Ясно. Ему представилась в голове наверняка понятная картинка — беспорядочный секс, бухло, наркотики… И это было недалеко от правды.
— Посмотрите вот сюда — я подал судье договор с лейблом. Штайнмайер встревоженно на меня посмотрел. Ни о чем таком мы с ним не договаривались.