Атаман разбойников сдавленно хихикнул, без сомнения предвкушая богатое приключениями будущее.
- Ребята! Хватайте нашего новичка. На этот раз он так легко не уйдет. Привяжите его к лошади!
Тут Али- Бабу грубо схватили и потащили к одному из коней, красивому вороному жеребцу с белой отметиной меж ноздрей.
- А как насчет другого пополнившего наши ряды? - поинтересовался один из людей с корзиной.
Главарь остановил свою руку, прежде чем она успела снова выхватить саблю. Он пробурчал что-то себе в бороду и вонзил каблук глубоко в землю. Как оказалось, задача поддерживать численность банды на уровне сорока человек представлялась тяжким бременем.
Подбодренный несвойственной их предводителю терпеливостью, разбойник продолжал:
- Плетеной корзине довольно трудно ехать верхом на чем бы то ни было.
Рука главаря вновь дернулась к оружию. Но он всего лишь ударил по ножнам кулаком.
- И ты, возможно, помнишь, - торопливо добавил отважный оратор, - что во время последнего налета мы столкнулись с некоторыми… затруднениями. - На последнем слове он запнулся, видимо по выражению лица своего шефа поняв, что тот близок к пределу, за которым ему останется только хвататься за саблю. - Я лишь хотел сказать, что у нас маловато лошадей. На данный момент, разумеется. Я уверен, что эта проблема временная.
- Очень хорошо, - ответил главарь, когда его подчиненный наконец умолк. Он отмел все возражения взмахом окровавленной руки. - Привяжите к коню их обоих!
Младшие по положению разбойники взялись за дело проворно и усердно, и вскоре Али-Баба и плетеная корзина с Касимом были привязаны к одному конскому седлу. Дровосека примотали так крепко, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
- Мы сделали, как ты приказал, о великий атаман! - воскликнули разбойники, когда работа была окончена.
Их главарь только этого и ждал. Он мигом вскочил на коня и поднял правую руку над головой.
- Мы едем вселять ужас в сердца честных людей! Разбойники! За мной!
И тут тридцать шесть разбойников галопом унеслись прочь, оставив позади одну лошадь, одного человека и одну корзину.
Все это Али-Бабе очень не нравилось. Он опять не последовал за предводителем разбойников, а у этого самого главаря, похоже, нрав был таков, что обманывать его слишком часто не стоило. С другой стороны, У дровосека была еще одна проблема, о которой он и сказал вслух:
- Как можно управлять лошадью, если ты так тщательно и крепко связан?
- Я думаю, - отозвался его брат из корзины. - У меня найдется свободная рука.
Итак, Касим сумел переместить одну из своих рук и при этом сдвинуть с корзины крышку, чтобы рука эта могла выползти наружу, точно маленький мышонок, вылезающий из мешка через прогрызенную им дыру. Потом этой руке пришлось найти узлы на веревках, которыми был привязан брат Касима, и развязать их, в основном на ощупь, поскольку обзор голове в значительной мере заслоняла корзина.
Каким бы трудным ни представлялся этот процесс в моем сегодняшнем описании, знайте, что в действительности все было еще в десять раз сложнее. Так что к тому времени, когда Али-Баба и Касим освободились от уз, бандиты были уже в нескольких часах езды от них. Следовательно, было уже поздно догонять других членов этой малопочтенной компании. Оба брата согласились, что в равной степени глупо было бы дожидаться возвращения разбойников к пещере, поскольку неизвестно, через сколько времени они могут появиться, и невозможно предсказать, в каком настроении они вернутся.
Наконец, оба брата сошлись на том, что ничего другого им не остается, кроме как вернуться домой и молиться о том, чтобы никогда больше не слышать ничего про разбойников с их проклятым богатством. Разумеется, в жизни ничего не бывает так просто.
И вот на одной лошади они возвратились в город, к своим домам, привязав для пущей безопасности корзину веревкой, снятой с Али-Бабы.
По пути Касим рассуждал о своей участи.
- Теперь я могу умереть в любой момент, - говорил он. И снова, некоторое время спустя: - В самом деле, если подумать, я ведь разрублен на шесть частей. Безусловно, это достаточный повод, чтобы испустить дух. - На некоторое время воцарилась тишина, потом Касим добавил: - Должно быть, я теперь уже при последнем издыхании. Хотя, если задуматься, я вообще-то не дышу.
И дальше все разговоры продолжались в том же духе, так что нет смысла приводить их здесь, ибо, по правде сказать, даже столь терпеливый человек, как Али-Баба, начал находить их утомительными.
Но и среди множества нудных повторов дотошный может отыскать зерно истины. Мысли дровосека вращались вокруг магической сущности недавно покинутой ими пещеры, где брат его встретил свою, надо полагать, смерть.
Вероятно, эта магия оставалась с человеком, куда бы тот ни направился. В самом деле, Али-Баба припомнил, как использовал заклинание «Сезам, откройся!», чтобы отпереть ворота. Похоже, раз он видел, как воздействует магия на дверь той пещеры, то может пользоваться этим заклинанием и в городе и оно не утратит там своей силы. Возможно, та же магическая сила передалась и его брату? Наверное, коли Касиму однажды волшебство даровало жизнь, теперь все шесть его частей обречены существовать поврозь, но оставаться живыми навеки.
Тут Али- Баба прервал бормотание Касима, поделившись с ним своей догадкой, но брата эта мысль, похоже, не слишком обрадовала.
- Быть навеки обреченным существовать в шести частях, сваленных в корзину? - запричитал он. - Что я такого сотворил в своей несчастной жизни, чтобы заслужить подобное?
У Али- Бабы имелись некоторые соображения на этот счет, касающиеся связей брата с печально известным Беспалым и тех заданий, которые Касим выполнял под покровом ночи. Потом, конечно, полным безрассудством было то, что брат позабыл волшебные слова, которые позволили бы ему выйти из пещеры.
Но Али- Баба решил, что брату довольно волнений для одного дня, чтобы выслушивать теперь перечень своих грехов. Кроме того, если Касим намеревается провести остаток своих дней в корзине, у него не будет возможности сбежать, если Али-Бабе вздумается переговорить с ним об этом когда-нибудь потом. «В некотором смысле, -подумал дровосек, - и величайшие трудности могут порождать приятные мысли».
Было, однако, еще кое-что, требующее, по мнению Али-Бабы, неотложного обсуждения с братом, пока этот вопрос не встал перед ними снова. И касался он того, что оба они нанесли оскорбление людям, весьма ловко владеющим большими саблями.
У брата эта тема сочувствия не нашла.
- Что они могут сделать мне, кроме того, что уже сделали? Нарезать кубиками?
- Меня скорее беспокоит, - укорил его дровосек вежливо и по-братски, - что они могут сделать мне .
- Об этом я не подумал.
Али- Баба вспомнил, что его братец никогда этого не делал.
- Надо будет мне попридержать язык, - продолжал Касим, к удивлению лесоруба. - Ну, не буквально, конечно. Язык мой более или менее там, где он должен быть. В отличие от всего остального. Однако кто знает, на что я могу оказаться способен, если меня как следует рассердить? - Касим печально рассмеялся. - То, что тебя разрубили на шесть частей и везут в плетеной корзине, заставляет изменить взгляд на многие вещи.
Али- Баба долго молчал. Для Касима это было удивительное признание.
- Что подумает моя жена? - пробормотал Касим все в том же несвойственном ему духе. - Все части меня на месте. Однако ее, возможно, огорчит то, как они теперь выглядят.
«По крайней мере, - подумал дровосек, - моей собственной жене не придется горько оплакивать перемены во мне». И так двое братьев в молчании продолжали свой путь, пока лошадь несла их к городу, в то время как день сменился вечером, а вечер - звездной ночью.
Они подъехали к воротам Али-Бабы в тот предутренний час, когда все еще спят, кроме мелких ночных зверьков и случайных собак, желающих поведать про этих самых зверьков всему миру. Поэтому дровосек не захотел беспокоить жену и решил открыть ворота иным способом, которому недавно научился.