Мой отец был прав: мы не ведём переговоров и не сдаёмся. Мы сражаемся. Любым доступным нам способом.
Маленькая красная точка на камере мигает, насмехаясь надо мной. Интересно, сидит ли где-нибудь Ронан, наблюдая, как я медленно распадаюсь на части, наблюдая за моей слабостью. Я могу представить самодовольную ухмылку на его лице, атмосферу превосходства, витающую вокруг него, и это заставляет мою кровь закипать. Взяв табурет с туалетного столика, я бросаюсь в угол комнаты и размахиваю им над головой. Я издаю рычание и разбиваю эту дурацкую камеру о стену. Провода отрываются от гипсокартона, и теперь устройство бесполезно болтается на своих шнурах.
Нахуй Ронана Коула и его шикарную тюремную камеру!
Раздаётся стук в дверь, и входит Игорь с хмурым выражением лица.
— Босс хочет тебя видеть, — говорит он.
— О, держу пари, что так оно и есть. — Всё в порядке. Пускай он злится.
Игорь выводит меня из комнаты и ведёт вниз по лестнице к двойным дверям. Он толкает одну дверь и идёт впереди меня. Высокие книжные полки, заставленные старинными книгами, покрывают стены. В центре комнаты стоит блестящий рояль, пламя камина отражается от его нетронутой поверхности. А вот и Ронан в одном из своих костюмов, сидящий на викторианском диване, положив одну руку на спинку. Игорь подходит к нему и, наклонившись в талии, что-то шепчет ему на ухо. Пристальный взгляд Ронана перемещается на меня, и кривая улыбка появляется на его губах.
— Понятно, — произносит он, когда Игорь выпрямляется. — Просто установите ещё одну камеру.
Игорь бросает на меня сердитый взгляд, прежде чем повернуться и выйти за дверь, оставляя меня наедине с Ронаном.
— Так приятно снова тебя видеть, Камилла. — Ронан похлопывает по месту рядом с собой, когда его взгляд опускается на низкий вырез моего платья. — Присаживайся, пожалуйста.
Я внимательно наблюдаю за ним, пересекая комнату. И когда сажусь, я сажусь как можно дальше от него. Он засовывает руку в карман пальто, достаёт сигару и закуривает её, не сводя с меня глаз. Дым клубится вокруг его лица. В его глазах вспыхивают угольки, и я не могу отделаться от мысли, что он похож на самого сатану.
— Ты не добьёшься от меня какой-либо реакции, — говорит он, — хотя я правда нахожу довольно неприятным, что ты разрушаешь такое прекрасное жильё. — Он делает ещё одну затяжку своей сигарой.
Я стискиваю зубы так сильно, что у меня болит челюсть.
— Зачем утруждать себя, удерживая меня? Мой брат бегает вокруг тебя, как мальчик на побегушках, так что убей меня уже. Угрозы не вызывают страха, Русский, а вот действия да.
Его глаза становятся холодными, и он наклоняется ко мне.
— Я хочу контроля. Власти. — Он изучает меня, прежде чем протянуть руку через диван и провести пальцем по моей щеке.
— Страх — это сила.
— Страх бессилен, если нет надежды.
— А я-то думала, что ты бессердечный. Осторожнее, — я пристально смотрю на него и приподнимаю бровь. — Ты можешь разочаровать меня.
— Я безжалостный, Красивая, есть разница. — Он делает ещё одну затяжку. — Хватит болтовни, я поговорил с твоим братом.
Моё сердце замирает, и я стискиваю зубы.
— Могу только представить, как он был взволнован, услышав твой голос.
— Я обещал ему, что не убью тебя. — Его губы приподнимаются.
— Просто убей меня уже. Гейб в любом случае не прогнётся перед тобой.
— Но он уже это сделал.
— Хрень полная. Русский никогда не будет управлять Хуаресом. — Я плюю на пол.
Он смотрит в пол с гримасой отвращения.
— Не самая интеллигентная, не так ли?
— Мой брат ненавидит русских ещё больше, чем я. Он скорее понаблюдает, как ты перережешь мне горло, чем будет работать на тебя. — Я знаю Гейба. Он любит меня, и я люблю его, но папа всегда внушал нам, что картель — бизнес — должен быть на первом месте. Мы не ведём переговоров.
— Так уверена, маленькая кошечка. — Он смеётся.
— Ты полон дерьма!
— Я понимаю. Так и есть. — Он кивает. — Должно быть, лидеру картеля Хуареса так трудно смириться с тем, что сейчас она находится в присутствии человека, который сверг её с трона. — Он постукивает пальцем по губам.
Он знает, кто я такая, что я такое. Он думает, что может отобрать у меня мой картель?
Глубокий вдох. Глубоко-глубоко дыши.
Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.
— Я Камилла Эстрада. Я никогда не буду свергнута с престола, Русский! Наслаждайся моментом своей победы. Уверяю тебя, это продлится недолго. — Я заставляю себя улыбнуться. Если Гейб действительно продал мой картель этому русскому ублюдку, я сама убью его!
— Момент победы? — Ронан откидывает голову назад от смеха, прежде чем сделать ещё одну затяжку своей дурацкой сигарой.
— Ты манипулировал моим братом. Он всего лишь пешка. — Габриэль может быть лицом картеля Хуареса, но я создала и контролирую его. Всегда.
— Я предпочитаю термин «марионетка».
— Он идиот, — фыркаю я. — У него нет истинной власти.
— Ах, ах, ах. — В голубых глазах Ронана пляшет какая-то нездоровая форма удовольствия. — Но ты и я — единственные люди, которые знают, что он бессилен. Ты позволила всем в Мексике поверить, что он король, и поэтому они должны преклоняться перед ним и, по сути, передо мной. — Он ухмыляется. — Как ты думаешь, почему я взял тебя с собой, Камилла? — я пристально смотрю на него, и его улыбка становится шире. Он протягивает руку и хватает меня за подбородок, поглаживая большим пальцем мою кожу. — Ты права, твой брат — пешка. Ты — королева. Я убрал ферзя с доски. Игра окончена, Красивая.
Я моргаю. Если бы я не была так зла, я бы, наверное, увидела в этом гениальность. Он сыграл в совершенстве, манипулировал и оркестровал каждое движение до тех пор, что даже я не смогла этого предвидеть. Заставить людей поверить, что Габриэль главный, в то время как на самом деле это была я, — это именно то, что меня задело.
— Хорошо сыграно, — шепчу я.
Изо рта Ронана вырывается облачко дыма.
— Я хотел бы сказать тебе, как очень умно было сыграть раненого маленького оленёнка вместо кровожадного льва.
— Хорошо. Ты заполучил картель, так чего же ты хочешь от меня? — я быстро теряю терпение, и мой темперамент обвивается вокруг меня, как виноградная лоза.
— Всё. — На его лице появляется садистская ухмылка, его глаза полны обещаний именно… всего.
Он сдвигается с места, и его пиджак распахивается, обнажая белую рубашку, туго обтягивающую его мускулистую грудь. Под этой утончённой внешностью скрывается что-то смертоносное и дикое. Я помню, каким опасным казалось его твёрдое тело, прижатое к моему, как лезвие вонзилось мне в бедро. Угроза. Обещание. Немногие мужчины могут давать такие обещания, но этот… Я знаю, что он бы справился. Это не должно захватывать меня, но это так. Я должна быть в такой ярости из-за того, что он забрал то, что принадлежит мне, но это не так.
Ронан Коул бросил вызов: достойный соперник.
Это не Хесус Гарсия, который ходил за мной по пятам с высунутым членом и танцевал под любую мелодию, которую выстукивали мои наманикюренные ногти. Внезапно всё, что было до этого, кажется несущественным и незначительным. Если я смогу выиграть, я выиграю всё. Мой взгляд скользит по его дико красивым, точёным чертам лица. Какое удовольствие я получила бы, играя в его извращённую игру власти. Мой разум перебирает все дикие и опасные возможности.
— Что ж, я с нетерпением жду, когда ты попробуешь это сделать, — говорю я. Это вызов, угроза, мольба. Я уже ничего не знаю, но больше всего на свете мне бы хотелось пойти на войну с этим ублюдком.
Он наклоняется через диван, прижимаясь губами к моей шее.