И это даже не говоря о платье. Оно короткое, голубое и кокетливое, не настолько короткое, чтобы студенты могли заглянуть в мои интимные места, но достаточно короткое, чтобы мои ноги «убивали его, детка», как заметил продавец. Жаль, что я не надела велюровый спортивный костюм. Я чувствую себя нелепо теперь, когда пошла на все эти неприятности, а Йен даже не пришел, чтобы поговорить со мной.
Я парю в тени, пока он не заканчивает танцевать с Бьянкой, а когда исчезает из виду, неохотно возвращаюсь на свой пост. Сейчас 20:00 вечера. Конечно, эта штука скоро закончится. Разве эти дети не должны быть в постели примерно в 20:30 вечера? Словно в ответ на мои мысли, ди-джей внезапно переключает музыку с медленных джемов на техно, верхний свет выключается, и мерцающие стробоскопы занимают их место. Ученики сходят с ума. Ди-джей (который, между прочим, всего лишь придурковатый папаша родительского комитета) подпрыгивает в воздухе, одной рукой прижимая наушники к уху, а другой качая изо всех сил. Он близок к грыже межпозвоночного диска, и ему все равно. Для него это словно последняя ночь Коачеллы (прим. пер.: Coachella — трёхдневный музыкальный фестиваль.).
— Как твои пальцы? — Голос Йена слева от меня заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности и выкрикнуть непонятный слог.
— Ты что, прятался там в тени, урод? — Я быстро прихожу в себя.
Технически, теперь, когда свет выключен, вся комната погружена в тень. Стробоскопы делают с моим зрением хитрые вещи. Каждая вторая секунда украдена из поля зрения, так что жизнь выглядит как стоп-кадр фильма, и время реакции моего мозга задерживается, когда Йен тянется, чтобы потянуть одну из моих прядей. Я стою совершенно неподвижно, позволяя этому случиться, и с удивлением наблюдаю.
— Что вчера сказал Логан? — Ему приходится наклониться поближе, чтобы я могла слышать его через техно. — Ты сделала что-то со своими волосами? Выглядит великолепно.
— Тогда почему ты игнорировал меня всю ночь?
Он засовывает руки в карманы, и мне кажется, что он делает над собой усилие, чтобы не дотронуться до меня.
— Я могу спросить тебя о том же.
— На тебе костюм.
— На тебе платье.
— Мы оба выглядим так, будто идем на выпускной.
— Тебе понравился выпускной? — Теперь он выглядит серьезным, и мне приходится отвести взгляд.
— Нет. Мне приходилось делать то, куда я ходила с друзьями, потому что меня никто не приглашал, но к концу вечера все бросали меня ради мальчиков. Это отстой.
— Жаль, что я не мог пригласить тебя.
Идея нелепая. Я видела юного Йена на фотографиях в рамках у него дома. Для него не существовало неловких подростковых лет. Вы знаете, как в Голливуде тридцатилетних отбирают на роль старшеклассников? Это был Йен, высокий и крепкий даже в свои семнадцать. Между тем меня безжалостно дразнили по любому поводу: дикие рыжие волосы, эльфийский рост, костлявые колени. Как это по-честному?
— Я мог бы загладить свою вину сейчас, — предлагает он, протягивая руку.
Мое сердце стучит по грудной клетке.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему?
Почему?!
— Потому что я похожа на ту глупую мышку из детской сказки. Если ты дашь Сэм танец, она обязательно попросит поцелуя. Если ты дашь ей поцелуй, она захочет…
Мой взгляд встречается с его, и мое сердце падает. На его голове должна быть обмотана предупреждающая лента, потому что его глаза горят и искушают, и я определенно не должна подходить ближе. Мое тело сходит с ума. Сначала я задыхаюсь и обмахиваю лицо. Потом во рту у меня совершенно пересыхает, и по коже бегут мурашки.
— Что? — настаивает он, подходя ближе. — Скажи мне.
— Больше. — Слово вылетает на выдохе. — Я бы хотела большего.
Глава 10
Сэм
Йен не прикасается ко мне, что означает, что технически он не принуждает меня, но все равно командует. Мы тихо идем по коридору. Мое признание тянется за нами, как третье колесо. Наше время в качестве сопровождающих закончились. Новый круг учителей сменил нас, и теперь пришло время идти домой. Но мне нужно забрать свою сумочку, и Йен настоял на том, чтобы проводить меня в класс. Его пиджак висит у меня на плечах. Он предложил мне его несколько минут назад, когда я потирала руки, чтобы согреться. Мой маленький трюк сработал идеально. Я окутана в запах Йена, опьяняющей смесью пряного одеколона и геля для душа. Наклоняю голову набок и как можно незаметнее принюхиваюсь. Он все еще ловит меня.
— Ты странная, — он говорит это как комплимент, и я не отрицаю.
Йен придерживает для меня дверь в класс, и я думаю, что он собирается включить свет, но он этого не делает. Лунный свет просачивается сквозь полузакрытые жалюзи. Как и в кафетерии, освещение играет с моим мозгом злую шутку. Эта обстановка романтична и таинственна, полна дразнящих возможностей. Мне нужно немедленно убираться отсюда.
— Ооокей, я только возьму свою сумочку, и мы пойдем. Вот моя сумочка, а вот ключи.
Я думаю, что получаю контроль над ситуацией, рассказывая о своих действиях вслух, но у Йена есть свой собственный план. Он находит на моем столе последний выпуск «Оук-Хилл газет» и поворачивает его лицом к себе.
— О! Это ерунда. Пойдем.
Слишком поздно. Он смотрит на статью на первой полосе и прилагающиеся к ней фотографии. Это работа Фиби, и та фотография, которую она сделала со мной во время футбольного матча, находится в центре. В подписи есть что-то безобидное о том, что я смотрю игру, но это не имеет значения, потому что картинка говорит вместо тысячи слов. В нижней части кадра Четверка первокурсниц хихикает над Йеном. Остальную часть снимка занимаю я, хмурясь от ревности. Фиби сосредоточилась на мне довольно превосходно. Это отличная фотография, и я буду вынуждена поставить ей пятерку.
— Разве тебе не понравилась игра? — невинно спрашивает Йен.
Он закидывает удочку.
— Не могу вспомнить. Давай, пошли.
— Просто ты выглядишь очень расстроенной, что странно, учитывая, что мы лидировали большую часть игры.
Он — собака с костью. У меня нет другого выбора, кроме как наклониться и рассмотреть картинку, делая вид, что вспоминаю ее.
— О да. — Я постукиваю пальцем по странице. — Теперь я вспомнила — кузнечик только что залетел мне в горло. Мерзкая штука, правда. Где ты припарковался?
Он медленно поворачивается ко мне и дотрагивается до моей щеки. Мои бедра инстинктивно сжимаются.
— У тебя заканчиваются причины, Сэм... причины, почему мы не должны этого делать.
— Это что, загадка какая-то?
Наши взгляды встречаются, и восхитительное чувство обещания повисает в воздухе между нами. Я отклоняюсь, плохо.
— Бьянка, кажется, была счастлива оказаться в твоих объятиях раньше — думаешь, ты пригласишь ее на свидание?
Он встает во весь рост, стараясь держаться от меня на некотором расстоянии.
— Ты не оставила мне другого выбора, кроме как танцевать с ней. Ты игнорировала меня. Я хотел еще раз проверить свою теорию.
— И что это было?
— Саманта Абрамс влюблена в меня? — Его брови изгибаются. — Она испытывает ревность?
— И что же ты обнаружил?
Он подходит ближе, так что кончики наших туфель соприкасаются. Его руки хватаются за лацканы пиджака, который сидит у меня на плечах, и он тянет меня к себе.