— Раскройся для меня немного, — просит он, и я послушно подчиняюсь.
Мои колени упираются в холодную стойку, и Йен берет тонкое голубое кружево, которое прикрывает меня, и осторожно тянет его в сторону. Мои руки лежат на его плечах, и я ни за что не отпущу их сейчас, особенно когда он издает сексуальный стон и проводит дразнящим пальцем вверх и вниз по моей влаге. Он не торопится, смотрит на меня сверху вниз, как будто оценивает недавно приобретенную собственность. Это мое и это мое, а потом он погружает в меня свой средний палец, и, о да, это мое.
— Йен, — хнычу я, когда он медленно вытаскивает палец, а затем снова погружает его.
— Годы, Саманта… годы.
Это все, что он говорит, но я понимаю. И для меня тоже, Йен.
Я нахожу его рот, и мы снова целуемся, и теперь уже меньше безумия и больше жара. Мы останавливаемся, когда он вводит в меня второй палец. Двигает своей рукой, покачивая и ускоряя свое движение, пока мои ногти не впиваются в его плечи. Нет никакой спешки, ни одно место не осталось нетронутым. Прелюдия превращается в нечто большее. Мои бедра дрожат. Я задерживаю дыхание.
В этой бедной ванне так запотело и жарко, что, когда мы закончим, ее придется снести, но ракурс в самый раз. Высота стойки означает, что Йен находится в идеальном положении после того, как наденет презерватив. Он дважды спрашивает меня, уверена ли я, что не хочу двигаться к кровати, и я отвечаю, раздвигая колени чуть шире. Моя задница прямо на краю. Мои груди болят от прикосновений, и Йен не пренебрегает ими, когда входит в меня дюйм за дюймом. Его рот там, сосет, а мой рот на его шее, целует и шепчет слова ободрения. Я едва заметно вздрагиваю, когда он погружается глубоко внутри меня. Мне нужно время, чтобы привыкнуть.
— Сэм? Ты со мной? — спрашивает он, убирая волосы с моего лица и наклоняя меня так, чтобы наши губы могли легко встретиться.
Я киваю, и он полностью выходит, а затем скользит обратно. Его бедра двигаются, и я сжимаюсь, чтобы дать ему понять, что мне это нравится. Ухмылка расплывается на моих губах от того, как блаженно удивительно это ощущается.
— Держись, — предупреждает он.
Я хватаю его за шею и вдруг понимаю, что раковина в ванной не нужна — я едва прикасаюсь к ней. Йен держит меня за бедра и удерживает неподвижно, в то время как он толкает и тянет назад, внутрь и наружу, внутрь и наружу, красиво и медленно. Да. Да. ДА. Но тут Йен опускает меня вниз. Протест формируется и умирает на моем языке, когда он поворачивает меня лицом к зеркалу. Зеркало.
Я совершенно забыла об этом, но Йен — нет. Он поворачивает нас и велит мне встать на цыпочки. Это единственный способ, которым он может выровняться со мной, и даже тогда должен согнуть колени. Он берет меня за запястья и, не спрашивая, кладет мои руки на стойку. Его грудь касается моей спины, и я чувствую, как его тепло окутывает меня до тех пор, пока он не встает во весь рост. Я смотрю на него в зеркало и вижу, что это не тот Йен, к которому я привыкла. Теперь я осознаю детали, которые раньше старалась не замечать: точеная челюсть, острый взгляд. Это те его части, которые казались слишком пугающими. Теперь я вижу только их. Когда он впервые входит в меня под таким новым углом, я падаю вперед на холодную стойку. Йен улыбается и поднимает меня обратно, держа более осторожно, чтобы в следующий раз я осталась стоять.
— Это слишком?
Конечно, это так. Меня заставляют смотреть, что он со мной делает. Я смотрю на свою раскрасневшуюся, разгоряченную кожу, на черный галстук-бабочку на шее, который пахнет им, на растрепанные спутанные волосы, на безумный взгляд. От того, что он делает со мной, никуда не деться, и, может быть, я не всегда буду этого хотеть, но сейчас хочу.
— Недостаточно, — умоляю я, и Йен сдается.
Он медленно входит в меня и проникает глубже, чем раньше. Затем замирает, и наши взгляды встречаются в зеркале. Какое-то время я была голой, но в отражении обнажена. Йен обхватил мою душу кулаком.
— Я должен быть осторожен с тобой.
Я качаю головой, затем его рука обхватывает мою талию, и он проводит мягкими, быстрыми кругами между моих бедер. Другая его рука играет с моей грудью, и эти два объединенных ощущения подтолкнули меня к финишу быстрее, чем мне хотелось. Я хочу этого, и все же, хочу, чтобы это длилось вечно. Холодный гранит впивается мне в бедра. Бедра Йена обжигают мои ноги. Его рука сжимает мою грудь, и он толкается снова, сильнее, чем когда-либо прежде, а затем снова. Йен ускоряется, и я сжимаюсь вокруг него, протягивая руку, чтобы обхватить его за шею. Его бедра вращаются. Он делает еще один глубокий толчок и кружит большим пальцем, и мои ногти впиваются в его кожу.
— Я близко. Я близко.
Как будто делаю ему подношение. Вот, возьми.
И он это делает. Двигается жестко и не прекращает вращать бедрами. Затяжные ощущения от моего первого оргазма делают меня чрезмерно чувствительной и нуждающейся. Одно мгновение, я не думаю, что смогу выдержать еще один, а затем внезапно снова падаю. Это жестче и быстрее, чем в первый раз, и Йен, наконец, тоже позволяет себе опрокинуться через край. Мы сходимся вместе, и он толкается глубоко внутри меня, почти яростно. Его зубы мягко впиваются в мое плечо, и если там и есть какая-то поврежденная кожа, я надеюсь, что это шрамы. Это будет маленький сувенир с нашей свадьбы.
Глава 22
Сэм
Йен позволяет мне принять душ, а сам заказывает еду в номер. Закончив, я закутываюсь в плюшевый махровый халат и выхожу из ванной.
За те десять минут, что я стояла под струей душа, позволила образам нашей любви вспыхнуть в моей голове. Йен — оху*нный улов. Женщины должны бросаться к его ногам, а теперь, каким-то образом, он мой муж. Интересно, жалеет ли он, что женился до первой брачной ночи? Интересно, была ли я хотя бы наполовину так же хороша, как он, и я хихикаю. У меня едва хватало мозгов, чтобы осмыслить то, что он делал со мной, не говоря уже о том, чтобы думать, что делать с ним.
Выхожу из ванной и вижу, что он сидит на кровати. На нем снова трусы-боксеры, но больше ничего. Его волосы растрепаны от моих рук. Йен разговаривает по телефону, заканчивая заказ еды, но его взгляд скользит по мне. Я краснею, а он улыбается, загибает палец и говорит: