— Я тоже за бутылку красного.
— Отлично! Я заказываю пиццу и бутылку красного вина. Что-нибудь еще?
— Нет, достаточно.
— Ну, может, хоть воды нормальной? Черт их знает, какая у них тут вода. Тебе с газом или без?
— Да все равно, — еле выговорила Трейси. — Любая, хоть из водопровода.
— Значит, с газом! — воскликнул Джафф. — Правильно! Хорошо, хорошо!
У него подергивалась правая нога — от кокаина, на телефон он больше не обращал ни малейшего внимания.
— А как ты насчет Мэдисон?
— В смысле?
— Ну, блондинка, со стойки администратора. Американочка. Она сейчас освобождается. Такая лапочка. Придет к нам сюда? Я позову ее, а? Отличная девочка? Ты как?
— Да ты на меня не смотри. А она, скорей всего, уже занята.
— Ну, может, и так.
— Я позвоню? — спросила Трейси. Она поднялась и подошла к телефону. — Мне нетрудно, если ты хочешь.
Джафф замахал руками:
— Очень умно. Уж конечно, у тебя есть тайный код — ты дашь понять Мэдисон, чтобы соединила тебя с отцом. Ты с ним в друзьях, да? Любишь его небось? А я своего ненавидел! Ну, не суть. Черт с ним. Короче, я сам позвоню.
Он заказал пиццу с зеленым стручковым перцем, острой копченой колбасой и курицей и бутылку вина. Повесив трубку, облизнул губы и подошел к Трейси так близко, что она невольно отшатнулась.
— Ну, а пока мы ждем, почему бы не заняться… кое-чем? Мы уже давненько ничего такого не делали. И у меня разыгрался аппетит. Ты как? Вдвоем нам тоже будет неплохо, верно?
— Ты что? — Трейси старалась не выдать охватившую ее дрожь. — Джафф, как ты можешь? После всего, что было? Да ты просто больной! Или шутишь.
Но он явно не думал шутить:
— Сейчас увидишь, больной я или здоровый.
Одной рукой он сжал ей горло, а другой опрокинул на кровать. Она упала на спину и в ужасе смотрела на его усмехающееся лицо.
Он точно не шутил.
Глава пятнадцатая
Энни казалось, что она пытается выплыть со дна океана, наверх, к свету, а вокруг клубятся в мутно-зеленом тумане неясные тени, колышутся склизкие водоросли, опутывают по рукам и ногам, не дают шевельнуться, тянут обратно. Она борется с ними, но тяжелая вода давит на грудь, сжимает ей легкие, и гнусные щупальца волокут вниз, в мрачные глубины. Она в отчаянии открывает рот — и вдруг высвобождается, а потом неторопливо, неуклонно начинает подниматься наверх, укутанная ласковым невидимым коконом. Ей хочется так плыть бесконечно, наслаждаясь теплом и покоем, но неожиданно вода расступается и легкие обжигает острый холодный воздух.
Сначала она испытала боль, потом накатила паника. Что-то закупорило ей горло и не давало дышать. Энни постаралась унять бешено колотящееся сердце и постепенно начала различать звуки: тихо гудели и жужжали медицинские приборы. Все хорошо, успокаивала она себя, я в больнице. Глаза медленно привыкали к приглушенному свету Ей показалось, что рядом кто-то есть — отец? — но потом она поняла, что одна.
Энни не могла вспомнить, как сюда попала, в голове остались только смутные обрывки событий, но ясно осознавала, что лежит в палате. Кровать была чуть приподнята, что облегчало обзор. Всю ее опутывали какие-то провода и трубки, в руке торчал катетер. Рядом с кроватью — капельницы с кровью, плазмой и каким-то прозрачным раствором. Посмотрев на монитор, она увидела, что давление у нее сто двадцать пять на девяносто один, а пульс сто два. Она глядела на мигающие экраны и успокаивалась — цифры немедленно это отразили: давление стало сто девятнадцать на семьдесят восемь, пульс упал до семидесяти девяти. Не надо нервничать, сказала себе Энни. Так оно будет лучше. Да и вообще все неплохо. Горло, правда, по-прежнему саднило, и дышать было немногим легче, чем на дне океана.
Проведя нечто вроде беглой инвентаризации всех этих трубок, иголок и приборов, а также своих болезненных ощущений, Энни вдруг искренне поразилась, как это она до сих пор жива. Наверно, она умирала и машины дышали за нее или она по случайности ненадолго вернулась с того света, но сейчас несомненно была жива. Думать было трудно. Мысли ворочались тяжело, медленно, словно ватные, в памяти были провалы. Что еще? Нос вроде на месте, уши, руки, ноги тоже. А вот спина и грудь болят просто зверски.
Ей, конечно, дают обезболивающие препараты, но их явно недостаточно. Ощущение такое, будто ее долго колотили здоровенной бейсбольной битой. Может, так оно и было, поэтому она здесь? Однако пальцы на ногах она чувствует и даже в состоянии слегка сжать кулаки, значит, позвоночник не поврежден.
У Энни было смутное ощущение, что за стеной палаты деловито снуют люди, она слышала обрывки разговоров и смех, но в комнате не было часов, а где ее наручные, она не знала и не могла понять, ни который час, ни даже — день на улице или ночь. Она лежала и боролась с паникой, то и дело норовившей захватить все ее существо. Очень хотелось пить, а рядом с койкой на тумбочке стоял пластиковый стаканчик с водой, однако, даже если б она смогла до него дотянуться, пить с трубкой во рту все равно невозможно. И позвать никого не удастся. Снова накатила паника, и Энни в ужасе стала искать глазами кнопку вызова медсестры. Да вот же она. Энни нажала на нее, но тут как раз в палату вбежали люди, и один из них несомненно был Рей, ее отец — небритый и взъерошенный сильнее, чем обычно. Она не могла произнести ни слова, по щекам катились слезы, и сердце разрывалось от нежной любви к нему. Обессиленная, Энни откинулась на подушки, а врачи тем временем принялись хлопотать, освобождая ее от трубки в горле.