Жизнь текла, Вовины родители понемногу старели, денег на отдельную квартиру по-прежнему не было, но и особой нужды в них не ощущалось. По пятницам после работы он приезжал к Алёне, выпивал с нею три рюмки коньяка, а наутро подолгу валялся в постели, под бормотание телевизора разглядывая тусклые кубки, пылящиеся на полках, пока бывшая спортсменка возилась на кухне, пытаясь поджарить котлеты-полуфабрикаты. Зимой и осенью Вова обычно оставался у неё до воскресения, а летом после завтрака приходилось одеваться и везти родителей на дачу, где отец упорно и бессмысленно ухаживал за корявыми яблонями и бесплодными грушами, мать целыми днями сидела в провисшем шезлонге и читала всё подряд — от Чехова до журнала «Космополитен», а сам Вова на подхвате то пилил засохшие ветки, то боролся с буйно разраставшейся за домиком полынью, то поливал из дырявого в трёх местах шланга.
Жить было скучно, перемен не предвиделось, да и как-то их Вова не слишком себе представлял.
Ну, и что прикажете делать с таким вот героем? Заставить споткнуться на ровном месте и вылететь в телепорт куда-нибудь на планету Х или в раннее средневековье, заодно наградив дивной суперспособностью понимать язык крыс и плеваться пейнтбольными шариками из среднего пальца правой руки? Но в средневековье Вову быстренько отмахнут мечом по шее, чтобы не расхаживал в неуместных джинсах, а на планете Х аккуратно изымут из окружающей среды и передадут в биолабораторию для пожизненных опытов, так что и суперспособности сгинут втуне, и истории никакой не выйдет. Да и вообще, не в Вовином это стиле — влетать в телепорты, с ним если что и происходит, так только мелкие неприятности, тянущие разве что на анекдот, но уж никак не на рассказ. Вот, к примеру, в лужу наступить…
Лужа раскинулась у самого Алёниного подъезда, да так, что и не обойдёшь, и хотя Вова и попытался осторожно преодолеть её на носочках, но с первого же шага ухнул ботинком в глубину, намочив низ брючины, махнул рукой и прошлёпал так.
Физкультурницы дома ещё не было: ей, как и всем остальным учителям, навязали классное руководство, так что теперь она маялась на родительском собрании. Вова открыл дверь своим ключом, снял ботинки и прислонил их к кухонной батарее, помялся в мокрых носках, снял и их, а заодно и подмокшие снизу джинсы, благо, Алёна его и не таким видела. Босые ноги на линолеуме сразу же оледенели, а резиновые сланцы, в которых Вова обычно ходил по квартире, тепла тоже не прибавили. Нужно было искать сухие носки. Вова поморщился — не столько от хорошего воспитания, не позволяющего лазить по чужим шкафам, сколько от нежелания копаться в бабских тряпках — и стал выдвигать ящики. В верхнем аккуратными плоскими стопочками были разложены трусы, а свёрнутые лифчики стояли конусами с тупыми вершинами. Во второй Алёна сваливала разнообразные футболки — некоторые с эмблемой команды на груди, некоторые — нет. В нижнем ящике царил неупорядоченный хаос: старые тренировочные штаны, шорты, дырявые колготки… Наверняка где-то в этом развале таились и носки. Вова сунул руку поглубже и внезапно нащупал нечто странное.
Извлечённая на свет божий продолговатая штуковина была, словно в насмешку, обтянута двумя носками разного цвета — шерстяным и простым. Вова тут же с наслаждением натянул их на ноги и в растерянности уставился на обнажившийся предмет. Это был искусственный член, покрытый чёрной резиной, член, бесстыдно натуралистичный, с выступающими венами и тщательно обрисованной головкой, а такой размер Вова видел только раз в жизни, когда, ещё в институте, взял у приятеля кассету с немецкой порнухой.