Я, должно быть, в какой-то момент засыпаю, потому что, когда я снова открываю глаза, его уже нет, но на ночном столике лежат две таблетки тайленола и стоит стакан воды. Я принимаю таблетки, запивая их водой.
Я словно высохла изнутри.
Эмоционально опустошена.
Беру свой лэптоп и открываю е-мейлы от Холта, нуждаясь хоть в какой-нибудь его части. Чувствуя чрезмерную переполненность и одновременно безутешное опустошение.
Я вникаю в каждое слово. Они полны неопределенных сожалений, но есть одно, чего он мне никогда не говорил. Лишь только это мне нужно было услышать тогда, чтобы убедиться, что то, что я чувствую к нему – не безответно.
Я уже было начинаю дремать, как вдруг звонит мой телефон, и мне нет нужды смотреть на экран, чтобы узнать кто это.
— Привет. — Мое горло пересохло.
— Ты сказала, что позвонишь. — Его голос напряжен. Взволнован.
— Извини.
— Проклятье, Кэсси, таксист же мог тебя изнасиловать или убить, а потом выкинуть в Центральном парке. Какого хрена происходит?
— Я не знаю. Мне жаль. — И я действительно сожалею о столь многом.
Он вздыхает.
— Ты просто… Ты не можешь так поступать со мной. Ты понятия не имеешь, как сильно я… в смысле, я хочу…
Он умолкает на секунду.
— Прости за резкость. — Его голос звучит так же устало, как я себя чувствую. — Я просто волнуюсь за тебя. Я старался дать тебе личное пространство последние несколько недель. Держался на расстоянии, чтобы ты разобралась в ситуации, или что-то в этом роде. Но сегодня ты позволила этому парню лапать себя, и я… Проклятье, ты должна была знать, как я отреагирую.
— Я знаю.
— Я не чувствовал подобное уже очень долгое время. Я хотел стереть его с лица земли.
— Но ты этого не сделал.
— Я хотел сломать его чертовы пальцы. Этой реакции ты добивалась? Свести меня с ума? Сделать больно?
— Полагаю, да.
— Ну, миссия выполнена.
Признание не утешает меня. Напротив, я чувствую себя дрянью.
Я так устала от этого состояния, но я просто не знаю, как вести себя иначе.
Когда-то давно, я думала, что два человека, которые заботятся друг о друге, могут разобраться с любыми недопониманиями. Главное, чтобы они разговаривали об этом, но сейчас я вижу, что все не так просто. На самом деле, чтобы вести разговор, человек должен обладать смелостью для выражения своих чувств, а во мне смелости совсем не осталось.
— Ты бы пошла с ним домой, не будь я там сегодня? — спрашивает он.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что… — я стараюсь подобрать правильно слова. — Приведи я его домой, я бы… — Я вздыхаю, раздраженно и оборонительно. — Я бы все равно представляла бы тебя, вместо него, так в чем тогда смысл?
Возникает долгая пауза. Мое сердце лихорадочно бьется, пока я жду его ответа.
— Ты делала это раньше?
— Да.
— Как часто?
— Всегда. Каждый раз.
Он вздыхает.
— И как это понимать?
Он давит на меня, но, несмотря на мой дискомфорт, какая-то часть меня хочет этого. Я не способна сделать это без него.
— Кэсси?
— После твоего отъезда… — Я сглатываю. — Я скучала по тебе так сильно, что хотела, чтобы они были тобой, поэтому я закрывала глаза и пыталась представить, что они – это ты. Так было со всеми. Даже с Коннором. Особенно с Коннором. Это не работало. Никто из них не шел ни в какое сравнение с тобой.
Мое дыхание кажется неприлично громким в моей тихой спальне, а звук тиканья часов заполняет долгие секунды.
— Господи… Кэсси…
Теперь он знает. Хорошо это или плохо, но знает.
— Я думал… — Он обрывает себя, собирается с мыслями. — Когда я узнал о мужчинах, с которыми ты была после моего отъезда, я подумал, что ты делала это, чтобы забыть меня. Или же наказать.
— Отчасти так и было. Но не это было главным.
— А сегодня?
— Я проверяла тебя. Хотела посмотреть, станешь ли ты прежним. И как ты уже сказал, сделать тебе больно.
Говоря это, я понимаю, какой это низкий поступок. Как низко я пала. Какой ядовитой стала.
— Я понимаю. Знаю, ты думаешь, что я заслуживаю немного боли, учитывая, что я сделал, но ты не понимаешь. — Он делает вдох. — Знаю, ты страдала после моего ухода, но и я тоже страдал. Тот тур по Европе был самым жалким периодом в моей жизни.
Во мне вспыхивает негодование.
— О, да. Уверена, разгуливать по всем тем экзотическим местам в окружении красоток, которые восхищались тобой, было сущим наказанием. Решать каждый вечер какую из них вести домой. Должно быть, это походило на долбаный шведский стол.