В тот день всё было так же как и раньше. Уже вечерело, в августе темнеет быстро, и мы с отцом, закончив работу на участке, пошли в домик ужинать. Домик у нас был добротный: не то чтобы большой, но зато кирпичный и даже двухэтажный. Правда, роль второго этажа играл облагороженный чердак, с которого можно было выйти на маленький балкончик. Также как и на первом этаже, наверху имелось спальное место, но ещё там на длинных и слегка раскоряченных ножках стояла радиола «Rigonda». Её я постоянно включал, чтобы найти рок-музыку или какую-нибудь интересную радиопостановку. Помню я долго тогда не мог поймать ничего приличного на волнах и, раздосадованный, остался на «Маяке». Отец уже разогрел на плитке ужин и поднялся, чтобы позвать меня за стол. В этот-то момент ведущий радиоэфира и сказал: что ОН погиб, что ОН разбился!
Я словно выпал из реальности. Точнее, мне хотелось вернуться в ту реальность, где не было этих слов, где не было этой правды, раздавившей меня железобетонной плитой факта! Отец тоже всё слышал – он произнёс что-то сочувственное, ведь родители знали про мои музыкальные пристрастия. А я в ответ лишь скривил лицо в идиотской полуулыбке: я всё ещё не верил услышанному, отказывался верить.
Боли, кажется, не было. Пришла лишь пустота: душная, тяжёлая, тягучая, словно стремящаяся засосать всего тебя без остатка. На радиостанции сразу поставил ЕГО песню, но я не мог её слушать, так же как и не мог есть в ту минуту. Я выключил радиолу и лёг на кровать. Я лежал, смотрел на скошенный потолок и думал. Думал про то, что ОН на своём «москвиче» всё-таки добрался до звезды, имя у которой есть в каждом земном языке.
Отец тогда всё понял: он поужинал один и ушёл на дежурство. Уже поздно ночью, вернувшись с последнего обхода, он тихонько поднялся наверх. Необычно долго – на несколько секунд – отец держал на мне свой взгляд. Я же, скрываемый полутьмой, сделал вид, что крепко сплю…
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.